126. Говорит Некрасов пьяный...

ГОВОРИТ НЕКРАСОВ ПЬЯНЫЙ...

           Владимиру Некрасову
           и Антону Николаеву,
           друзьям и собутыльникам
           по ВЛК, 
           посвящается

Во дворе Литинститута,
на скамейке, поздним маем,
мы вторую распиваем
и мозолим всем глаза.
Только странно: нас не гонят,
хоть Некрасов пьян и весел,
и струится горький «Велес»,
есть и хлеб, и колбаса.
Солнце медленно садится,
расползается по крышам,
по-вечернему все дышит...
Мы на Бронную спешим:
там есть знатный магазинчик
(если вниз пройти немного),
пусть на вина цены строги,
но на водку — хороши.
Вот и Муза на прогулке, —
только мы вернулись в садик, —
он, Некрасов, Музу гладит,
признается в чувствах ей.
(Муза — толстая собака,
та, что беспричинно лает
и нелепо ковыляет
за хозяйкою своей).
...А пока Некрасов прудит
в институтском туалете, —
обо всем забыв на свете,
«Велесом» разгорячен,
голос внутренний услышав,
высоко влетел на древо
обезьянкой угорелой
и глядит окрест Антон.
Нам четвертая по силам...
Нас не гонят, это странно;
говорит Некрасов пьяный:
«Это твой мир, посмотри.
Посмотри на этих женщин,
что бульвар заполонили,
ты живешь сегодня, с ними,
они все, мой друг, твои!»
В садик сумерки приходят,
мы выходим за ворота,
потому что те ворота
закрывают до утра.
Говорит Некрасов пьяный:
«Это ваша жизнь, ребята!
Мы втроем — любви солдаты:
на Тверской идти пора!»
Пса потасканного видом
он пугает милых женщин,
всех: и праведниц, и грешниц,
но его тем не проймешь.
Перезрелой чебуречке
непонятного обличья,
возбужден до неприличья,
говорит: «Любви даешь?!»
Ночь близка. Фонтан унялся;
на бульваре только ветер,
мы теряемся как дети —
не словиться нынче нам.
...В электричке, у оконца,
тьму цепляя сонным оком,
еду в пригород далекий,
к переделкинским лесам.

Весна 2005 г., Переделкино