Глазами клоуна нобелиата Генриха Теодора Бёлля

«Глазами клоуна» нобелиата  Генриха Теодора Бёлля

Лучшая книга, которую я когда-  либо читала,  - это «Клоун» Бёлля…
В ней рассказывается о тонком, артистичном, самоироничном, умном человеке - артисте, от которого ушла любимая женщина, и он летит по наклонной вниз, как актёр, быстрее, чем полетел бы с крыши пьяный кровельщик.
Вернуть к жизни его могла бы только Мария!
Дело в том, что наш герой стал пить и в захмелевшем виде выходить на сцену: любой человек может более- менее сносно сыграть пьяного, но нет ни одного, даже гениального человека, который, будучи пьяным, мог сыграть трезвого. Не может! Мозг находится в изменённом состоянии!
Герой очень хорошо представляет , к чему приведёт его алкоголизм:
-Да, я забыл упомянуть, что природа наделила меня не только меланхолией и головными болями, но и еще одним почти мистическим даром: я различаю по телефону запахи, а от Костерта приторно пахло ароматными пастилками «фиалка». Пришлось встать и почистить зубы. Затем я прополоскал рот последним глотком водки, с большим трудом снял грим, снова лег в кровать и начал думать о Марии, о протестантах, о католиках и о будущем. Я думал также о канаве, в которой со временем буду валяться. Когда клоун приближается к пятидесяти годам, для него существуют только две возможности: либо канава, либо дворец. Во дворец я не попаду, а до пятидесяти мне еще надо кое-как протянуть года двадцать два с хвостиком. То, что Кобленц и Майнц отказали мне в ангажементе — Цонерер расценил бы это как «сигнал тревоги номер 1», — вполне соответствовало еще одной особенности моего характера, о которой я забыл упомянуть: безразличию ко всему.
Как ни странно, наш Шнир разошёлся с любимой на религиозной почве: Мария - убеждённая католичка, а родители Шнира – протестанты!
Наш герой не верит религиозным людям: считает их жадными, лицемерными фарисеями:
«Люди земные не только умнее, но они человечнее и великодушнее братьев во Христе».
Наш герой Ганс Шнир – однолюб:
- Однако я страдаю не только меланхолией, головными болями, безразличием и мистической способностью распознавать по телефону запахи; мой самый тяжкий недуг — врожденная склонность к моногамии; на свете есть только одна женщина, с которой я могу делать то, что мужчина делает с женщиной, — Мария; с того дня, когда она ушла от меня, я живу так, как надлежало бы жить монахам, а ведь я не монах.
На католических вечерах, куда Мария приводила Ганса с тайной мыслью обратить его в католичество, нашему герою было так скучно, как на лекциях по социологии у пресного профессора:
-Позже я взялся за Кьеркегора (весьма полезное чтение для начинающего клоуна), и это тоже было трудно, но не так утомительно. Не знаю, возможно, есть люди, которые вышивают салфетки по рисункам Пикассо или Клее; мне в тот вечер казалось, что прогрессивные католики вяжут набедренные повязки из текстов Фомы Аквинского, Франциска Ассизского, Бонавентуры и папы Льва XIII, но повязки, увы, не могут прикрыть их наготу, ибо все присутствующие (исключая меня) зарабатывали не менее тысячи пятисот марок чистоганом в месяц. Им самим было так тягостно, что под конец они стали отпускать циничные и снобистские шуточки, все, кроме Цюпфнера, который так страдал, что попросил у меня закурить.
Вот этот  неистовый католик Цюпфнер и увёл у Ганса Марию.
Очень интересно Бёлль пишет об искусстве и деньгах:
Я уже давно перестал говорить с людьми о деньгах и об искусстве. Там, где эти категории сталкиваются друг с другом, добра не жди: за искусство либо не доплачивают, либо переплачивают. Однажды я встретил в английском бродячем цирке клоуна, который как профессионал был раз в двадцать выше меня, а как художник раз в десять; этот клоун получал меньше десяти марок за вечер. Звали его Джеймс Эллис, ему было уже под пятьдесят, я пригласил его поужинать — нам подали омлет с ветчиной, салат и яблочные пончики, и Эллису стало нехорошо. За десять лет он еще ни разу так плотно не ел за ужином. С тех пор как я познакомился с Джеймсом, я больше не говорю ни о деньгах, ни об искусстве.
Великолепное сочетание тонкой лирики о жизни и любви и сатирический гротеск о ценностях родителей превратили «Глазами клоуна в лучший роман (1964г.)20 века.
Прошлое в Гансе Шнире не заживает, наоборот, горит пекучей язвой: хотя минуло уже столько лет со смерти шестнадцатилетней сестры клоуна Ганса Шнира — Генриетты, отправленной собственной матерью «выполнять свой долг, чтобы выгнать жидовствующих янки с нашей священной немецкой земли», и с того дня, когда маленький Георг нечаянно взорвал себя фаустпатроном во время учений школьной группы гитлерюгенда, герой не может и не хочет забыть об этом. Героя губят честность, бескомпромиссность.
Компромисс – наука понимания.
Правдивые люди не выживают?
Сын магната угольной промышленности пытается заработать толику денег на вокзале, играя на гитаре.
Гансу Шниру дедушкой был подарен огромный дом,- но он не имеет права его продать, а продал бы – жил бы в шикарных гостиницах!
Семья лицемерная страдает от того, что их сын – клоун, и отказывается от него.
Сестра Генриетта в 16 лет погибла в «Гитлерюгенд», любимый брат Лео становится католическим священником, а любимая женщина Мария не выдерживает кочевой жизни и уходит от нашего героя.
Как ни хороши честность и бескомпромиссность, но нужно немного приспосабливаться к обществу,- иначе общество будет мстить непризнанием!!!!!!!!!!!Сделает изгоем!