Александр Денисенко
(1947 - 2023)
Как заплачу я в синие ленты
Перед группою русских цветов
За деревней, которой уж нету,
Лишь осталась кирпичная кровь.
Вещество мое все помирает,
Принимая печаль этих мест,
И душа с себя тело снимает
Среди низко опущенных звезд.
Пока льется из глаз проявитель,
Вижу, как погубили обитель:
Растерзали деревья и доски.
И большие кукушкины слезки.
Журавли…
Выпью водки я полкилограмма
И пойду по деревне брести,
Чтобы каждая встречная рама
Отпустила меня, покрестив.
До свиданья, родные избушки,
До свиданья, родительский дом,
Александра Сергеевича Пушкина
В голове отпечатанный том.
Я открою консервную банку
На траве, за последней избой.
Вся деревня меня спозаранку
Провожать соберётся гурьбой.
Мама с тяпкой придёт с огорода,
Мы простимся у всех на виду.
Знает только родная природа,
Что я больше сюда не приду.
И отец с золотою литовкой,
Победив луговую траву,
Разомнёт свой протез со шнуровкой,
Защищавший родную страну.
Лишь когда изношу я шинель
И утрачу души постоянство,
Как транзитный ночной журавель
Над деревней нарушу пространство.
И ударясь тогда о крыльцо
Позолоченной солнцем избушки,
Как и в детстве, подставлю лицо,
Чтобы птицы клевали веснушки.
Из колодца взглянули глаза:
Всё такая ж вода молодая
Как в окладе хранит образа,
Когда пьём их, свои отдавая.
Вот и мой. Он остался в тот день,
Когда я уходил из деревни —
Словно облака быстрая тень
Зацепилась за ветку сирени.
Отцеплю от ведёрка вьюнок,
Что обвил наш журавль из сада,
И достану с водой из-под ног
Два последних родительских взгляда.
На ясный огонь
Кто-то в лесу стреляет
Возле родных калин,
А журавли составляют
Самый прощальный клин.
Долго, как в дни Победы,
Смотрит за реку мать...
Жить бы и жить и белой
Людям рукой махать.
* * *
Николаю Шипилову
За деревней, в цветах, лебеде и крапиве
Умер конь вороной во цвету, во хмелю, на лугу.
Он хотел отдохнуть, но его всякий раз торопили,
Как торопят меня, а я больше бежать не могу.
От весёлой реки, по траве, из последних силёнок,
Огибая цветы, торопя черноглазую мать,
К вороному коню, задыхаясь, бежит жеребёнок,
Но ему перед батей уже никогда не сплясать.
Председатель вздохнёт, и закроет лиловые очи,
И погладит звезду, и кузнечика с гривы смахнёт,
Похоронит коня, выйдет в сад покурить среди ночи,
А потом до утра своих глаз вороных не сомкнёт.
Затуманится луг. Все товарищи выйдут в ночное,
А во лбу жеребёнка в ту ночь загорится звезда,
И при свете её он увидит вдали городское
Незнакомое поле. Вороного тянуло туда.
За заставой, в цветах, лебеде и крапиве
Умер русский поэт во цвету, во хмелю, на лугу.
Он лежал на траве, и в его разметавшейся гриве
Спал кузнечик ночной, не улёгшийся, видно, в строку.
И когда на заре поднимали поэты поэта,
Уронили в цветы небольшую живую тетрадь,
А когда все ушли, из соседнего нежного лета
Прибежал жеребёнок, нагнулся и начал читать.
Свидетельство о публикации №123033106335