Крокодил
Он смеётся — троглодит парадигм.
Клык точит оскалами прочими
И бьёт вновь о скалы он точечно
Меня
И какие-то звуки,
Кричащие страшным гоблином.
— И кто же тебя погубит? Испорченный стих, а толку-то?
Он
Вызывает рвоту своим монологом,
Ведь мой стих изодран, избит и заглотан.
Я молчу,
На пере беднеют чернила, капая с наконечника.
Среди чувств,
Наперев, рвёт чернь илом поперечный ник,
Чтобы мой любимый псевдоним — превратился в горе зоны,
Будто б Крокодил — непобедим, плывя в крови зова.
Но
Я не притронусь к кисти для мифа давления,
Ведь мои письма — это не просто стихотворения.
И
Я кричу ему зубочисткой,
Что я больше, чем кусок древа,
Закатив глаза грубо, низко,
Он отвечает:
— Не надоело?
И, раскинувшись на троне разума,
Он подключает эвтаназию с лифтом,
Я лечу вниз, и меня раздавит сразу, а
Он снова мои строки размазывает лимфой.
Не моля о пощаде, я сражусь в горести с врагом!
— Не моля о пощаде, ты становишься пористым дураком. Твой стилёк стар и немыслимо плох, он не походит ни на вино, ни на мёд — страх бесчисленных блох. С травм бес кислится, мол, ты Илиада из идеала, но ты шорох психопата или ада.
Меня шатает маятником — лево, право.
Он жрёт мои памятники — пел я? Прав я?
Я-то
В своём уничижении получил комфорт,
И пишу по строке в пыльный фолиант.
Если это его предложение злых пучин — ком — форт,
То тогда я уйду былью — Голиаф.
Ему сейчас двойственно не передашь
Дворцовую пищу.
— Извини, но тебе собственный саботаж, перцовую нишу. Кто ты такой? — Лишь привычка к отчаянию. Лелеешь боль и отмычки печальные.
Но
Посреди тротила вдруг закоротило звёзды,
И пошёл последний круг — крокодиловы слёзы.
Этот демон заливается кислотно,
Трёт мне тело, закидается в три слота —
Желчь и соки, сжечь истоки.
И
Ка бы в строке не было многолюдно...
— Ты виновен абсолютно. Это же смех! И правда, все лучше тебя, ты не достоин их всех, глупость всё то, что ты потерял. Я — твоя тень, и солнце святынь горячечных не возродить. Глупый твой фрейм корчится, будто латынь в прачечной парадигм. Нарратив — пачечка из плотин; я всё съем. Посмотри на других, и учти, что ты слабей их пуглив.
Солнце сверкает в его брюхе мигалками,
Звучит сирена.
И во мне стихи, подобно мухам, плакали
В лучинах лени.
Без безумства и ничтожности не будет строки,
И не будет столько ширм мне знакомых.
Но
Безумство, ничтожность вам далеки —
Может, стоит жить по-другому?
А
Крокодил бьёт по животу жирному,
Там стихи не дышат.
Ну а я же иду в пустоту мирную
Из стихий и книжек.
Мне перо раскроило вены радием,
Вот — мой Крокодил пены апатии!
И я собираюсь с ним остаться:
— Тебе не будет оваций. Ты в песках ироний, и они прекрасны! А когда тебя уронят, вдруг предстанешь ты пред красным затмением творчества в заметном пророчестве. Но, смотри, ты строишь жертвою себя, будто б ты не в колечке шнура, но, как бы сильно ты не сиял, вновь останешься волком в овечьей шкуре.
Камнем упали слова,
Мне у пали голова
Вычерпывает пламя синее,
И
Оно меня валит с силою.
А Крокодил рукоплескает ужасу в печке —
Мои рукописи горят.
Но монолог будет кружится вечно,
Ведь Крокодил —
Это я.
29/10/21
Свидетельство о публикации №123033006469