Моей маме и вдовам ВОВ посвящается

Я родилась в сороковом,
Февральским утром ледяном.
Он как предвестник был судьбы
За год до той большой стрельбы.

И домом был мне гарнизон,
Отец к нему определён,
Он лейтенантом был тогда,
Не думал, что грядёт беда.

Но кем-то дан был тот приказ,
И на границу устремясь,
Часть в Латвию отца пришла,
Где жизнь обычная текла.

И жёны, как всегда, за ним –
Военным мужем дорогим.
Ведь офицерская жена
Комфорта в жизни лишена.

Но тучи с запада неслись.
Раскаты грома донеслись.
И в тот июньский ранний час
Удар его страну потряс.

Отец мой рано прискакал,
С границы враг жестоко гнал,
В кроватке дочь поцеловал.
Их мощью враг совсем прижал.

Жена должна была родить
И мужу сына подарить,
Но враг к порогу подступал,
Её он планам помешал.

Она в халатике была,
Лишь дочь с собою забрала,
Ей был всего один лишь год
И с ней отправилась в поход.

И женщины совсем одни,
Спасаясь от врагов резни*,
Все устремились на восток,
Чтоб совершить свой марш-бросок.

Судьбою что ли так дано?
Семейство было спасено.
Последний принял эшелон
Детей несчастных, да и жён

За ними юнкерсы гнались
И бомбы падали всё вниз,
Но цель одна – спастись скорей
Была для них сейчас важней.

И поезд женщин увозил,
Он от войны уйти спешил.
Что эшелон тогда спасло?
Наверно, чудо снизошло.

А поезд вёз её и вёз…
Глаза опухли уж от слёз.
От голода кричала дочь
И нечем было ей помочь.

Вдруг новая другая жизнь
Ей заявила: «Ты держись!»,
И о себе давала знать,
Ей в поезде пришлось рожать.

Так появился сын на свет,
В тяжёлый год, где много бед.
Отец не ведал и не знал,
Что сына Бог ему послал.

Четыре месяца одна
С двумя детьми, не зная сна,
В товарном поезде неслась
И от бомбёжки той спаслась.

Суровый север принял их.
Работать стала за троих.
И уставала так она,
Но весть с фронтов была страшна.

А муж с боями отступал.
Их враг всё дальше, дальше гнал,
И сердце рвалось из груди –
Семью хотя бы пощади!

Так проходили дни вдали,
И дети вроде подросли,
И сводки слушала в тылу:
«Вернулся б только, потерплю».

В ту ночь ей что-то не спалось,
И сердце бешено тряслось.
Предчувствие большой беды
Сжимало сердце вновь в груди.

Вот почтальон к ней постучал,
Стоял, в руке листок держал.
И по щеке сползла слеза,
Туман закрыл её глаза.

Скупые строчки в том письме:
«Ваш муж убит». Пропал во тьме…
И дети замолчали вдруг,
На лицах детских лишь испуг.

Так и осталась молодой
Вдовой с судьбою непростой.
Детей ведь надо поднимать,
Она теперь – отец и мать.

И нет ни дома, ни крыльца,
И у детей уж нет отца.
Есть две руки и голова,
Она теперь в семье глава.

И радио сказало вдруг,
Что враг отбит с Великих Лук,
Где жили мать, её родня,
И подалась туда она.

Но пепелищем стал их дом.
Горел он с матерью костром.
Фашисты мать её сожгли,
А сад под корень извели.

Вновь стала мыкаться она,
Большая вроде бы страна,
Но где найти приют и кров
Среди разбитых городов?

Калининград ей стал углом,
Пусть и разбитым и чужом.
Она спасла своих детей
От лютых и голодных дней.

Я помню те плохие дни.
Ты подвиг женщин оцени!
Но сколько же досталось им,
Любимым мамам дорогим.

*Как только военные покинули
  город, латышские националисты
  вырезали семьи военных. Нас
  с мамой спасла хозяйка,
  спрятавшая беременную маму
  и меня в погребе.