Представ пред ясны очи клуни...

Представ пред ясны очи клуни,
мой голос в виде pdf ей
не попенял за слёзы-нюни,
что свойственны породе евьей.

Какие уж тут марафеты…
Она себя считает сущей
американкой by default — и
плевать ей в наш мороз трескучий.

Она теперь — пишите письма.
Ау! А я не вышел Римом.
И — хорошо, ведь приживись я
за переменчивым Гольфстримом,

меня б забанивала стая
существ, похожих на индуску
Виджая, то бишь Гадде, зная,
что не клеврет я их искусству.

Меня б запикивали, если б
я лез на телик в смысле в телик,
ведь я не чмошник и не сислиб,
и не заядлый неврастеник.

Меня б заблюривали, будь я
иного ягодою пула.
Однако около распутья
моя глава не сильно пухла.

Меня б замазывали, сглазя,
по ходу пьесы, несуразно
подразлюби plus… плюшку-size я
на extra extra small отвязно.

Меня б размыли на экране
невыносимые сатрапы,
что неприятно было б крайне,
и продолжали размывать бы.

Меня б засунули в постпамять
слегка, потом ещё немного.
Но я не их клиент, моя ведь
в другой степи лежит дорога.

К ней не бросается под фару
шестая встречная палата
ума. С того и тыкать «f**k you»
в меня куражливо не надо.

Давно уж скромно, а не сорно
я разговариваю с клуней,
но на папирусе от Stora — 
Lux — Enso — Cream не загляну к ней.

Не учинив препятствий кринжу,
зашли, аж вспыхнул весь анфас мой,
гормоны в закипь так, что крышку
снесло отпетой свистопляской.

Зачем, ведь мы сто лет как порознь?
И грош в базарный день — цена нам.
А ведь могла б заткнуть за пояс
М.Б. своим инициалом.

Да, так и было бы, клянусь,
ведь лишь ленивый не находит,
что это выглядело б в грусть,
когда б не бросилось так в хохот!