Друг семьи

   -  Ох, и зайцы же вы! Вас послушать, так вы всех девок в славном городе Хабаровске перепортили!  -  усмехаясь в усы, хитро глянул  на своих попутчиков-студентов  прилично одетый седеющий мужик возрастом под полтинник,  - да только, сдаётся мне, привираете вы слегка, уж больно  гладко у вас всё, а жизнь – она штука шероховатая…  Вот я вам сейчас свою историю расскажу, один хрен не могу спать в поездах, колёса прям по мозгам стучат…
 Мужик неторопливо потянулся, уселся поудобнее и, дождавшись необходимого фокуса внимания, неспешно начал свой рассказ:
      "Случилось это в ту пору, когда я тянул лямку солдатика срочной службы в Приморье. Попал я в учебку, где из нас с пристрастием стали делать младших командиров, сержантиков то бишь. Всё было у меня нормально, в дурачках не ходил, и с физо и с чисто военными дисциплинами был порядок - в общем, на хорошем счету, без залётов и дебильных выходок. Ну а ласковый телёнок двух маток сосёт - видя мою адекватность, отцы- командиры стали доверять мне какие-то мелкие поручения по личной жизни, благо гарнизон располагался прямо за забором. После студенческой вольницы жыська за забором была для меня каторгой, поэтому любой выход за периметр я принимал на «ура», да и кореша были довольны - покупал и приносил хорошее курево, вкусняшки всякие, хотя это уже были годы тотального дефицита.  В общем, каждый выход - как глоток свободы.                Как-то зам по тылу кинул клич - а ну, у кого руки выросли не только жопу чесать, отзовись! Я, не раздумывая, шаг вперёд - как говорит нынче блатная молодёжь - за любой кипеш, кроме голодовки!  Ещё вызвалось человек пять пацанов. Он нас в канцелярию, поспрошал, кто умеет делать простецкий ремонт квартиры: побелить,  покрасить, линолеум постелить и т.д. После вербальной проверки отсеялись все, остался я и ещё хлопчик один, Толик - нормальный пацан, мы с ним не то, что дружили - общались хорошо, без понтов и выпендрёжа.  Майор сказал: вы де не дебилы, лычки по окончании учебки вам повесят всяко разно, экзамены сдадите -  я помогу.  Но у меня суперзадача для вас - надо у меня в хате ремонт сделать, причём аккуратно, потому что я там  живу и у меня двое деток - чтобы свинарника не устраивали,  делали всё быстро и хорошо. От меня - нормальная кормёжка и по бутылочке "жигулёвского" по субботам.  Задача ясна? Так точно! - гаркнули мы и возрадовались. Получили подменку у старшины и каждое утро после развода на занятия - в гарнизон.  Хата оказалась панельной «трёшкой», типовая, все материалы майор уже завёз, поэтому мы без разговоров накинулись с Толиком на ремонт. Подробности опускаю, потому что суть повествования только замаячила на горизонте, а вы уже заскучали.                На обед нас позвала хозяюшка, зампотылова жена Клавдия Николаевна, женщина, как мне тогда казалось – зрелая, лет 35-ти. Не красавица, но стройная, ухоженная, приятная во всех отношениях. Порубали с удовольствием, от добавки отказались, чтобы не разморило после обеда, помыли за собой посуду - она удивилась и пошли дальше шуршать. Время от времени она заглядывала к нам в комнату, ничего не говорила, просто внимательно смотрела, что мы творим. Ближе к вечеру откуда-то пришли ребятишки:  девчонка-восьмиклассница Аня и мальчик 2-3 класс (имени, блин, не помню). Вылупились на нас глазёнками, ну а мы быстренько умылись - и в часть.
 Так начались у нас счастливые денёчки - после однообразия службы был полный кайф!  Закавыка произошла, когда мы стали белить потолок меловой эмульсионкой – сейчас  уже такого говна не делают, а тогда это был технический прорыв после извёстки. Как мы не пыжились, всё у нас получалось с разводами, неравномерно. Стыдно признаться, но для меня эмульсионка была терра инкогнито, Толик вообще был мал ростом и со стола до потолка не доставал, только на цыпочках. Клавдия Николаевна позорить нас не стала, просто ушла, переоделась в  старенький халат, вывернутый наизнанку, и, вернувшись, показала нам мастер-класс! Она сильнее разбавила эмульсию водой и стала катать, да так быстро и сноровисто, как будто всю прежнюю жыську только этим и занималась. Мне бы технику осваивать, да секреты мастерства впитывать, как губка, а мне башку снесло и я пялился на её ноги! Все халатики у неё были короткие, а тут ещё приходилось привставать на цыпочки – блин, я дышать забыл! Ножки были точёные и почему-то загорелые, хотя была ещё ранняя весна (соляриев тогда в помине не было). Она покрасила квадрата два-три, спрыгнула со стола и спросила меня: «Уловил суть, торопыга?»  Я внезапно охрип и только смог утвердительно махнуть башкой. Она посмотрела на меня  как-то странно, то ли с насмешкой, то ли с жалостью, ничего не сказала и ушла.  Мы, как два суриката  обдолбанных, ещё минут пять приходили в себя, пока, наконец, не получилось навести фокус и как-то продолжить работу...
Ночью в казарме я долго не мог уснуть, мой  балбес  аж дымился в синих армейских трусах. В чувство привёл только окрик сержанта: " Эй, кто там ворочается? Дрочишь что ли, сука? Щас полы в толчке дрочить заставлю!"  А из соседнего отсека голос старшины: «Метёлкин, твои что ли? Вконец охренели,  уроды!  Вот я вам завтра устрою, вы у меня на плацу  подохнете, кровью срать будете!» Это было ещё самое печатное из его полуночного спича. Убоявшись, быстренько успокоился,  заснул.
                Анюта, старшенькая Клавдии Николаевны, очень своеобразно делала уроки. При  малейших  непонятках она кричала на всю квартиру: "Мам, а это как? А почему? И чё?», -  и далее в том же духе. Клава каждый раз бегом бежала разбирать все дочкины вопросы, обе подолгу рылись в учебниках, морщили лобики, ахи-охи, взмахи-вздохи... Как-то в один из перекуров я ковырялся в прихожке и услышал вопросы по истории СССР, а я в этой теме, как рыба в воде.  Раз поумничал, два поумничал - акселератка ко мне в прихожку перебралась,  ушки развесила. Меня же хлебом не корми, давай сыпать историческими анекдотами, включил обдолбас на полный газ - девчонке откровенно понравилось общаться. Нехитрый приём - дай собеседнику высказаться и внимательно его выслушай - при нашем вечном дефиците общения работает стопудово!  Как-то в один из дней младшенький приболел, раскапризничался. Клаве куда-то надо было уйти, она сказала Анке присмотреть за братом и сорвалась. Анке, естественно,  в лом, пошли слёзы,  сопли, крики... Пришлось ввязаться - пообщался с пацаном, почитал ему "Волшебника Изумрудного города", всякую фигню порассказывал - до вечера отлипнуть оба от меня не могли. Клава вернулась - и тоже вкисла, стала расспрашивать меня, откуда я, как да что... Одним словом,  стал я другом семьи.  Приходящим  и уходящим.  А в разговорах с Анкой я ненароком всегда касался разных запретных тем, пятнадцатилетней соплюшке было интересно всё. Она преобразилась, стала встречать меня в боевой раскраске. И я вдруг увидел, что ходит она по дому всегда в футболочках и маечках на голое тело,  небольшие  аппетитные сисечки с лёгкой амплитудой - туда-сюда - глаз не оторвать...
   От Толика и так толку немного было, а тут ещё на утренней зарядке ногу подвернул серьёзно, она у него  распухла  и загремел чувак в санчасть. На вопрос майора, нужен  ли мне помощник, я ответил отрицательно, страшно хотелось растянуть срок  своего трудового десанта, меня в зампотылову  хату просто тащила какая-то непреодолимая сила...
    От глаз взрослого человека трудно укрыть откровенный плотский интерес, тем более  что я не шибко-то в этом плане заморачивался. Как-то Клавдия Николаевна мимоходом взяла меня за пуговку, подтянула поближе и шепнула: шею себе не сверни, мальчик, на Анютку глядючи и язык придерживай, когда с ребёнком разговариваешь... Понял? Понял - отвечаю я, а сам с ума схожу от её запаха, от близости... Клава улыбнулась и легонько толкнула меня - ты чё, мол, забыл,  зачем ты здесь?
   Всё хорошее обязательно кончается, не смотря ни на какие потуги наши продлить и растянуть удовольствие. Ремонт я почти домучил, майор был доволен, обещанное "Жигулёвское" выдавал исправно, даже с бонусами... Осталось докрасить потолки в ванной и туалете. Я пришел добить поставленную задачу, понимая, что это последний день моего феерического отпуска.  Быстренько всё сделал, стал собирать манатки.  Клава покормила меня и сказала - иди в ванную, помойся по- человечески,  в  баню вас поведут только через три дня. Ребятишки были ещё в школе. Я не стал отказываться, взял предложенное полотенце, настроил душ, задёрнул шторку, встал под тёплые приятные струи... и уехал в мир своих грёз, на автомате отмывая свой, тогда ещё спортивный, организм... очнулся,  почувствовав спиной взгляд. Повернулся – точно, дверь на шпингалет забыл закрыть. Клавдия смотрела,  не мигая, тяжёлым взглядом прокурора... Пауза повисла в воздухе... Она притворила дверь, ничего не сказав. Я спешно вытерся, вышел в  прихожку. Квартира казалась вымершей. Затем из спальни донёсся непривычно низкий голос Клавы - иди сюда! Я отворил дверь в спальню, она стояла у окна, спиной ко мне. Обернувшись, потянула поясок и халат сполз к её красивым ножкам. Бог ты мой! Так, наверно, наркоманы ощущают приход на игле! Пульс застучал у меня в висках, на ватных ногах я подошёл к ней,  взял за плечи и потянул на кровать. Она была безмолвна и покорна - послушно согнула ноги в коленях и развела их. Я взорвался, не успев войти даже до половины своего чудовища, которое тут же постыдно обмякло и лишилось сил. Никогда доселе я не желал женщину так сильно и никогда не был настолько беспомощным, как в этот раз... Меня будто долбанули  по башке чем-то тяжёлым, напрочь отключив от света и красок окружающего мира...
   Потом  были бесплодные попытки оживить дохлого  хорька, потом она выбралась из-под меня и ушла в ванную... Я судорожно оделся, вышел в прихожку и тупо ждал, как ждёт собака наказания за сворованный кусок мяса. Спустя какое-то время Клавдия вышла,  халат был плотно  запахнут. Она подошла ко мне и сказала, не отводя глаз: « Мальчик, не строй иллюзий, хорошо? То, что было - это всего лишь мой каприз, моё желание наставить рожки своему кобелине, он так меня достал своим враньём и отмазками... Забудь обо всём, и, не дай бог, ты распустишь свой язык - закончишь службу в дисбате, в СовГавани... Усёк?»
 Я кивнул.  На пороге она ещё раз развернула меня к себе и спросила: «Если бы тебе пришлось выбирать, кого любить - меня или мою дочь - кого бы ты выбрал? Только честно!» «Вас!» – треснутым  голосом выдавил я. Она улыбнулась и... больше никогда я её не видел.
   Через две недели мы стали сержантами и нас раскидали по всему Дальнему Востоку. Каждый новый призыв я спрашивал у « зелёных» капралов, попадавших в нашу часть  из  моей бывшей учебки, про майора и его семью. Ничего внятного никто мне не мог рассказать. И только  перед самым дембелем  я узнал, что майор получил подполковника и его перевели в ГСВГ, куда он и отбыл вместе с домочадцами. О дальнейшей судьбе этих людей я не знаю ничего.
   Много чего было в моей жизни, ну а на любовном фронте и подавно. Случались и неудачи - то по пьяному делу, то предмет вожделения чем-нибудь не устраивал... всяко  было. Но никогда больше я не желал так сильно и не обламывался так жестоко.  Однако,  вот такая она, жизнь..."
  Мужик, очевидно растрогавшись от нахлынувших воспоминаний, отдёрнул шторку на вагонном окне и уставился слегка заблестевшими глазами в бесконечность влетающего и тут же уносящегося прочь неброского дальневосточного пейзажа. Студенты молчали. Ночь, усталость от суеты минувшего дня и какая-то щемящая грусть от случившейся причастности к чужим переживаниям напрочь лишали желания хоть что-либо комментировать. Мерный перестук колёс незаметно перерос в колыбельную...