Метеор

Поопустело нынче на реке.
Да и кому, скажи, вставать на крылья?
Лишь катерки пижонят вдалеке
да лодочки рыбачат в изобилие,
да бакены, бог ведает кому,
подмигивают, дескать, осторожно!
И двое бомжей, судя по всему,
приняв на грудь, беседуют о том, что,
бывало, зафурычит «Метеор»,
соотнесёт все скорости и риски,
прищурится на солнечный простор
и, поднимая бешенные брызги,
почешет по родимым городам
да весям, чтоб из них теченья ниже
иль выше умыкнуть кого куда
и возвратить кого откуда в них же.

Ещё не полюбил дурной Орфей
воспитанную девочку из класса,
ещё не раздолбала лёд форель
и звук тяжёлой лиры не раздался,
и не впряглись волы в упёртый воз,
как будто им дана большая фора,
а я уже надолго и всерьёз,
как блюдечко сулило из фарфора,
«Тристаном и Изольдой» в те поры,
а вовсе не «Ромео и Джульеттой»,
заболевал, всей прелести игры
не понимая с тупостью отпетой.

Теперь дают «Ромео и Тристан»,
а сказку про РФ слагает стрёмно
Газ Христиан… Каких там христиан!
Сей Андерсен — Ганс нехристей из прома.

Возликовали: — Wrigley-Wrangler-бумс! —
и в одночасье появился Оле-
Лукойл, но не весёлый карапуз,
а нечто очень здешнее, до боли
знакомое, как, собственно, Ганспром
и прочая. И жизнь пошла в угаре,
едва вопрос поставили ребром.
Куда ни кинь — повсюду Поттер Гарри.

Та девочка, как я узнал потом,
помыкалась по свету и в порядке
вещей давно за офисный планктон
сошла, а те волы, упёршись в лямки, 
чуть стронув с места неподъёмный воз,
остались в песнопениях акыньих,
Орфея раздолбал вконец невроз,
а «Метеор», что давеча на крыльях
ещё летал, пусть не от счастья, пусть,
свой дизелёк подзаглушил у пирса.
И престарелый сказочник обрюзг,
с катушек съехал и под землю спился.