Другой Мир

Степан был сиротой. Сиротой при живых родителях.
Когда его вытащили на свет Божий он был синий, полудохлый и мать как-то сразу  отвергнула его.
Да и он выплёвывал её грудь, а позже накормить его было практически невозможно.
Отец вообще намекал, что он не его родной Отец.
Но у Отца были свои проблемы. Он начал пить ещё в молодом возрасте, хотя и был очень начитанным и по-сути неглупым человеком.
Но сам не познав любви он, видимо, не мог дать этого никому и ничему другому.
Кроме того, мать Степана стала приводить своих любовников прямо домой, несмотря на троих детей.

Да, у Степана были ещё младшие брат и сестра.

Отец Степана, которому приходилось всё это видеть, запил ещё сильнее, тушил окурки сигарет у себя на руках, дико вопил ночами, набрасывался на мать, да и на детей тоже.

Степану приходилось ездить в школу с уклоном для английского языка, хотя другая была под боком, каждый день двенадцать остановок.
Кроме того, родители посчитали нужным отдать его и в музыкальную школу, которую он просто ненавидел.
Время от времени они пытались отослать его и в какой-нибудь спортивный клуб - то балет, то баскетбол, то ещё что- нибудь.

Степан учился хорошо, забирал младших из садика, помогал по дому, но всё что он получал в ответ, были подзатыльники, побои и упрёки.
Степан знал, что кроме брата и сестры, которые были ещё совсем маленькие, его никто не любит.
Почему, он не понимал. На восьмое марта он сам делал стенгазету для матери или шёл в лес за первыми подснежниками. Отца, несмотря ни на что ему было очень жаль.

В первый раз в психиатрию, или в детское отделение больницы, ещё советской он попал в тринадцать лет. Он сидел за столом и почувствовал вдруг, что не может дышать.
Пришлось вызывать скорую. Ничего не обнаружили, но положили в больницу.
Степан не хотел больше жить. Мир для него потух.

Как только Степану исполнилось семнадцать, он ушёл из дома.
Тогда только начались девяностые и он начал продавать себя.

Он насмотрелся и на извращенцев, и на лицемерных попов, которые тоже были не прочь...

И стал убивать. Нет, не ради денег. Мир для него был липкой, серой, тошнотворной массой, кишащей всем этим, полный тараканов, называющими себя - Человек.

Газеты начали печатать, что, мол, появился серийный убийца. Его, конечно, искали. И нашли.

После, на удивление недолгого процеса, его признали невменяемым и вот, он опять оказался в психиатрии.
Ему было около тридцати трёх.

Когда были часы общей терапии он сидел в дружном кружочке с психами или душевнобольными, смотрел из подо лба на утомлённого психотерапевта, которому по-сути и дела не было до своих пациентов.

Всегда одни и те же вопросы. Одни и те же ответы.

"Как вы спали? Как вы себя чувствуете? Какие у вас планы на сегодняшний день?"

Какие могут быть планы у шизофреника, убийцы-маньяка, тяжёлого алкоголика в глубокой депрессии, и далее...сидящих в психушке?

Один раз была замена, пришёл другой психотерапевт. Очень молоденький, но со странным взглядом, который впивался в тебя, но в тоже время успокаивал.
В простом, но аккуратном костюме цвета хаки, тёмными волосами до плеч и почему-то тросточкой. Потом стало ясно - он хромал на одну ногу.

"А может, он просто делает вид?",- подумал Степан и ухмыльнулся.

Опять все сидели в кругу, а психотерапевт стоял в середине, не садясь на стул, опираясь обеими руками на свою трость.
Он пристально смотрел на Степана.
"Чтобы Вы желали, больше всего на свете?",- спросил он у него.

Степан не задумываясь ответил: " Другого Мира".

В эту ночь Степан скончался. Тихо и мирно во сне, на своей больничной койке.