32. Долгая зима

ДОЛГАЯ ЗИМА
 
1
Над городом моим пять месяцев зимы
(по-азиатски злое наказанье),
от их снегов, вьюг противостоянья
в берлоге на двоих исчезнем мы.

В убежище натопленном найдем
снедь и вино, и чай. И телевизор
нам будет сообщать о метеокапризах,
о самых драматичных перед сном;

чтобы ко всем перипетиям быть причем,
иных о смерти и рожденье ведать,
чтоб, глядя, как весь мир зимою этой бредит,
мне жарче было у плеча твое плечо.

2
Ты — тень наездницы, летящей под луной,
ты топишь простыни изгибами, движеньем,
и волосы твои плывут, качаясь, тенью
листвы густой и влажной надо мной.

«В тебе — весь этот мир: отныне и вовек...» —
неслышно прошепчу, когда случится утро,
и мрак, оставив нас, от губ твоих и век
бесшумно поплывет на лодке утлой...

3
С нахрапом варварским сто сотен лютых зим
все заметут, как пеплом Геркуланум,
до самых до антенн, и остроклювым кранам
уже не отряхнуть свой сребровьюжный грим.

Сто тысяч лет пройдут; и долгие снега
нам о любви споют — сто тысяч разных песен.
А мы все будем плыть, другие берега
искать среди зимы... И вот мир станет тесен:

поднявшись из открытой колыбели,
к дверям отыщем тайную тропу,
и в новый мир, как будто в скорлупу,
мы постучимся где-нибудь в апреле.

1998 год.