Маргарита Торгашина. Сплошной интим

СПЛОШНОЙ ИНТИМ

 Две девчонки на селе - за 30 и под 40 лет - часто, эх, навеселе. Одну зовут Ольга, у второй новомодное имя Милана, и, что характерно, все представители мужского пола сократили это имя до «Милки» и после этого любят приобнять ее с припевкой «Эх, Милка моя, да ты целка моя». Лирический парадокс.
Почти каждый день соседки начинают с переговоров около своего общего забора. Утренние побрехушки, сельские погремушки. Для разминки обсуждается и осуждается погода - с прогнозом не в ладах и вообще какая-то хрен поймешь.
 Затем идет перемалывание свежих новостей.
- А ты слышала, Вика отстегнула приезжего, написала заявление на изнасилование  в извращенной форме, прикинь. Теперь несчастный приезжий еле живой смылся, оставив ей машину, но погоди, она  еще деньги с него сдернет.
 Вполне приличная машина грустила, загнанная в жуткий проулок, изуродованный негласным апокалипсисом. После всех этих делов никто к ней не прикасался.
 Подробно разбираются все версии причин и следствий данного инциндента. К волне эмоциональных переживаний подключаются новые мотивы личных драм.
 Ольга, сдвинув брови и понизив голос, обвиняет в тяжести своего обычного послеупойного недомогания «просроченный» майонез, купленный накануне.
- А я сходила в магазин с этим майонезом и варежку открыла. Вы что, говорю, в натуре  травануть меня хотите. Так мне взамен целый пакет всякой жрачки дали, лишь бы я жалобу не писала.
 Милка с завистью кивает головой. Она знает: такой фокус может сотворить только Ольга, ни у кого другого этот номер не проходил.
 - Что мое, то мое. У меня вон прошлый год две трехлитровки пропали, как раз варенья, соленья…  А у меня на донышках всех банок, кастрюль, ведер буквы краской  поставлены «ОЕ», Это я, Ольга Елкина то есть. И что думаешь, мне эти банки вернулись и я еще штрафные взяла сверху.
- Щас вон ведро пропало семилитровое. Погоди, найду, там тоже мое клеймо стоит.
 Милка улыбается, но уже с ужасом понимает, что именно такое ведро приволокли вчера ребятишки в ее двор, где они играли в магазин.
"Надо срочно отвлекать ее внимание"
 -Ты знаешь, - лилейным голоском запевает Милка, - вчера шпана такой анекдот рассказала про Аллу Пугачеву, обалдеешь.
- Ну  давай, чего там.
- Алла Пугачева вышла на сцену и  поет: «Миллион, миллион, миллион алых роз». Кристина Орбакайте вылазит из ее трусов и поет: «Миллион, миллион, миллион здесь волос».
Зависает пауза.
- И что там?
- А что еще, все.
- Все, что ли?
- А что еще? Что еще там может быть?
- Я думала, это только начало, а это уже конец.
- Они еще про попа рассказали, охренеть.
- Давай, рассказывай.
- Овдовела одна баба, думает, что бы такое в память о муже оставить, отрезала у него, сама знаешь что, и повязала себе на шею на веревочку и пошла в церковь молиться. Стоит на коленках, лбом о пол бьется, а веревочка развязалась и это самое, сама  знаешь, упало на пол. Поп увидал, запел - тут Милка гудит утробным басом - Кто так усердно молился, у кого от усердия хрен отвалился?
Тут  Милка  истошно  взвывает:
- Батюшка, это  мой!
- Тише ты, дура, люди услышат.
- Молчи, сестра, ты должна быть с м…о-о-ой!
Зависает  пауза.
- Ты это щас кому сказала, мне, что ли?
- Да это анекдот, это конец анекдота! Это… как его… ну, типа это поп ей так говорит, ты,  мол, давай!
- Чего давай?
- Молчи  давай, короче.
Зависает  пауза. Ольга не заценивает юмора с указующим императивом.
- Так, я не поняла, мы что, мента хороним или у нас мент родился?
- Детишки у тебя родились беспонтовые, анекдоты у них какие-то дебильные.
- Какая жизнь, такие анекдоты, такие  дети.
- Это, наверное, тебе любовничек рассказал, а не дети.
- Да щас дети продвинутые, такое насочиняют, какой любовничек! Они такой анекдот рассказали про черножопых…
- Эх, ладно, идти надо мне, дела надо делать, - тяжко вздыхает Ольга, уставая уже  от одной мысли о делах больше, чем от часовой трепотни, - ладно, я после обеда зайду к  тебе за  рассадой.
- Заходи, бери, не жалко, - кивает Милка, соображая: «Точно, срочно, щас прямо надо успеть до обеда перекинуть через забор ближе к ее дому ведро это ейное, если  там и правда буковки ее дурацкие».
- Не взошли перцы, суют просроченные семена, гады ползучие. «Ведро свое поганое наденет мне на голову, если что, и не почешется».
- Заходи, заходи, дам тебе я перца!
Обменявшись всепонимающими улыбочками и взглядами, «девушки» расходятся.
При  этом  Ольга  могла  бы  сказать:
- Не знаю, чего там черножопики, а Милка-то хитрожопа, прикидывается только простодырой. Анекдоты у нее, ага. Обхохочешься.
 А  Милка вдруг вспоминает, что все это, конечно, ля-ля и бла-бла, но времени потеряно вагон, и она опять опоздала звякнуть кое-кому и назначить свидание. Все-таки надо оправдать доверие публики и реализовать подозрение в любовнике, чтоб не трепались почем зря. Любовь, такое ничтожество, а вынь ее да положь.
 Где-нибудь… когда-нибудь… мы будем говорить.