Степан Черных

СТЕПАН ЧЕРНЫХ
(1921 - 1990)

Старые раны

Дело будто простое – улечься в кровать
И уснуть до утра беззаботно.
Нет, его эта ночь будет минами рвать
И окутывать жижей болотной.

Ведь ненастье опять… И дожди моросят.
Тучи низкие влагой нагружены…
И опять его старые раны болят.
Ноют кости, в окопах простуженные.

Это очень мучительно – спать и не спать.
Боль – глухой фронтовой отголосок –
Вынуждает вставать, непогоду ругать,
И дымить, и дымить папиросой.

Очень много смертей, очень много утрат,
Много бед и страданий народа
Помнит он, на войне погибавший солдат,
Призывник сорок первого года.

А вот раны живут и болят, и болят,
Не позволят они, эти раны,
Чтобы наших детей, чтобы наших ребят
Захлестнуло войны ураганом.

Невозможно, чтоб их опалила война,
Чтоб дрожали они под ненастье.
Им расти и взрослеть. Им дорога нужна
Только в мир, только в радость и счастье…

Солнечные пятна

Сквозь сетку трепетной листвы
ныряли солнечные пятна
и так же трепетны, живы
сновали в беге непонятном
по стебелькам сухой травы.
Я, зачарованный игрой
неуловимой светотени,
вдруг кинут был взрывной волной,
как богомолец, на колени
и в землю ткнулся головой.
И был какой-то миг приятен:
в ушах моих сверчки звенели,
слепил глаза полдневный зной.
Когда очнулся – нету пятен,
они на солнце улетели!
…Был артналет очередной.

Соната Бетховена

Едва ли хутор был богатым,
но в нем когда- то жизнь текла.
И вот всего одна лишь хата
была среди других цела.
Когда-то было все чин- чином.
Здесь чей-то сын, ступив с крыльца,
бежал зеленой луговиной
на берег милого Донца.
И там плескался в струях чистых,
спугнув с кувшинок лягушат...
Но в этот край пришли фашисты,
и нет хозяев этих хат.
Куда ни глянь, кирпич да глина,
да блестки битого стекла...
А в этой хате пианино
светилось лаком из угла.
Боялись тронуть- вдруг взорвется?
Сыграет так, что душу вон?
А если нет,- игрок найдется!
Не без талантов батальон!
И он нашелся, тот, который
был музыкантом с юных лет.
О пианино разговоры
разволновали спасу нет!
И тяжек день, и ночь бессонна:
Уже он в вихре звуков жил.
И как-то влез в проем оконный -
и пианино оживил.
Навряд ли хуторские хаты
такое слушали хоть раз.
Он начал с "Аппоссионаты"-
о чувствах пламенных рассказ.
Да так, что совершилось чудо:
Бетховен властно повелел,
чтоб все замолкло, и оттуда,
из-за реки затих обстрел.
Заря вечерняя пылала,
река искрилась серебром,
и страстно музыка звучала
о настоящем и былом.
Летали пальцы пианиста
с молниеностностью такой,
что приутихшие фашисты
вдруг всполошились за рекой.
Им показалась хата дзотом:
Вот только кончат этот " туш,"
как полыхнут из пулеметов,
из минометов, из " катюш "...
И некий гауптман, зверея,
взметнув по- фюрерски ладонь,
-По дому с музыкой- огонь!-
Да, по Бетховену- по славе
своей германской стороны....
И злой снаряд в стальной оправе
У хаты выбил полстены.
И тут же в миг почти единый
в нее другой снаряд попал, -
и разбросало пианино,
и пианиста - наповал!
Не стало враз последней хаты.
Нет инструмента с игроком,
Но страсть бетховенской сонаты
осталась в облике живом.
И накалилась до предела
и разразилась наконец:
мы на врага рванулись смело
и перешли через Донец!