Неосмысленные надежды русского народа

Предисловие

Использованные материалы заняли у их авторов многие годы, а иногда и десятилетия, некоторые посвятили этим трудам всю жизнь, достаточно взглянуть на объём работы того же Колесова по книге, которая является результатом его трудов «Древнерусская цивилизация. Наследие в слове» - он для краткости предисловия приведён в конце статьи. Статья же, сама по себе, является попыткой анализа части этих трудов, обобщения и приведения этих обобщений и выводов к практической цели основной темы.
Статья состоит из 3-х частей, для особо занятых людей обобщённые выводы изложены в первой самой короткой части, вторая часть описывает исторический аспект, раскрывающий механизмы, в которых заложены основные неосмысленные надежды русского народа, часть третья состоит из описания процессов формирования и преобразования того самого начала, которое, в основном, и управляет человеком более, чем какие-либо внешние, сдерживающие его структуры. Заключение содержит немного более пространные выводы, для принятия которых читателю необходимо познакомиться с гораздо большим числом ещё более фундаментальных трудов и источников.
В этом мире человеком управляют всего два фундаментальных начала. К нашему счастью и сожалению, ни наши враги, ни мы сами зачастую этих начал не сознаём, а отчасти не верим, но это не имеет никакого значения, вне зависимости от желания нашего и наших врагов, эти начала управляют человеком и нашим обществом. Несомненно, для понимающих христиан, всем управляет промысел Божий, но это для отдельной темы и группы (тезисно рассмотрено в заключении), вторым фундаментальным началом является язык, а вернее, его свойство. Свойство языка управлять народом и каждым человеком в отдельности, по сути достаточно очевидно, но не рассматривается всерьёз, в силу того, что язык для человека ограничен и воспринимается как само собой разумеющееся, и не рассматривается как объект. В этой статье мы рассмотрим как раз это основополагающее свойство языка. Для обоснования будем пользоваться трудами лингвистов и филологов: Татьяны Леонидовны Мироновой,  Владимира Викторовича Колесова, а также труд общественного деятеля и публициста Юрия Игнатьевича Мухина, кратко будут использованы труды историка и востоковеда  Д.А. Хвольсона и мифологический словарь Е. М. Мелетинского. Думаю, у каждого вменяемого человека, дочитавшего статью до конца, появится решительное желание  прослушать цикл передач Татьяны Мироновой «Умный язык — умный народ», познакомиться с фундаментальными трудами Колесова, прочесть книгу Юрия Мухина «Путешествие из демократии в дерьмократию и дорога обратно», тем более, что она не только исторического содержания, история лишь обосновывает точку зрения автора на сегодняшнюю действительность, и даёт ему основание делать выводы о нашем современном положении и о том, как решить основные проблемы.

Часть 1. Предварительные выводы.

Обозначим проблему и далее обоснуем ту самую, не до конца осознанную надежду. Проблем у нашего народа предостаточно, одна из них прозаична и всякому известна — это попытка народом манипулировать и обманывать его, при чём людьми, которые, по существу, должны бы защищать и отстаивать его интересы, создавать условия для его развития, благополучия и для нравственного и духовного его возрождения.  Далее воспользуемся циклом передач Татьяны Мироновой: «Умный язык — умный народ».
«Умный язык воспитывает умный народ. Если язык ограничен скудным обиходным словарём, то и народ мыслит ограниченно и жизнь его не богата, ни внутренняя (духовная), ни внешняя (нравственная, нрав), что, в свою очередь, не обогащает его языка. Гораздо более, чем физически, или по цвету кожи, люди отличаются языком, образами, словами, а следовательно, и представлениями, понятиями и отношением ко всей окружающей действительности. Если понимаешь свой язык, то понимаешь и ближнего, если понимаешь чужой, то понимаешь и поведение и поступки других народов, которые для твоего понимания кажутся весьма странными, в то время, как для другого народа являются естественными.»
Согласно исследованиям лингвистов и филологов, в том числе и Мироновой, правда, добро и справедливость являются основой менталитета русского народа, его формулой бытия.
Потому, в долгосрочной перспективе, всё равно только народ будет определять всё в своей стране сообразно своему менталитету, культуре и нравственности, заложенному в самой фундаментальной и консервативной категории народа - в его ЯЗЫКЕ, который составляют все его условно выделяемые стили от церковнославянского и литературного, до самого самобытного - бытового, ЯЗЫК РУССКИЙ и определяет все народные ценности и ориентиры, все его приоритеты, мировоззрение, характер, нравственность и стратегии поведения, и самосохранения, по нему народ ориентируется и какими авторитетами руководствоваться, и как сохранить себя от всех тех бед, которые на него наваливают. Потому самым важным в народе и для народа является его язык, его осознание, его понимание и умение им владеть, так как он формирует человеческий разум и даёт ему главные инструменты, для решения любых задач.
Да, это достаточно долгая история, народ может долго терпеть многие неприятности, но нарастающий диссонанс внутри народа, не сообразующийся с его внутренними приоритетами, со временем приведёт к результату печальному для манипуляторов, которые пытаются управлять народом не в народных интересах, отсутствие справедливости и правды русский народ долго терпеть не в состоянии, для русского языка это «не перевариваемые ценности» - это не приемлемые обстоятельства. По этой причине единственный "владелец" России - это её русский народ, как бы банально это не прозвучало, так было всегда и всегда будет, манипуляторы же, какие бы они ни были, если они о народном благе не беспокоятся и блага ему не желают - явление временное, хотя порой и продолжительное, история это доказывает безусловно.  Мы же участвуем в этом процессе вне зависимости от своей сознательности и осмысленности, вне зависимости от своих желаний и нежеланий. Те, кто плюёт на своих, и в ком сыпется вся русская духовность, тот со временем выродится и от них не останется и следа, как и от тех, кто её разрушает злонамеренно. Русский народ так или иначе тяготеет к добру и правде, и в исторической ретроспективе мы наблюдаем, как народ рано или поздно всё исправляет в соответствии с архетипами своего сознания, так будет и в дальнесрочной перспективе, а вот какие формы это примет - зависит уже от внешних обстоятельств. Главное постараться хоть сколько-то осмысленно сохранить себя, то есть свой язык, тогда всё и сообразуется, рано или поздно, с его ключевыми ценностями, которыми для русского народа являются  добро, правда и справедливость.
Относительно консервативных свойств языка можно привести цитату российского историка и востоковеда Д.А. Хвольсона из его книги 1869 года «Известия о СЛАВЯНАХ И РУССАХ Абу-али Ахмеда Бен Омар Ибн-Даста начала 10 века, по рукописи британского музея» он замечает один очень важный момент:
«мы, Русские народ консервативный, и сохраняем до нынешнего времени ( 1869 год) добродетели, пороки и склонности наших предков, живших 1000 лет тому назад. У нас и ныне существует гостеприимство наших предков, какого нет ни где в свете, но вместе с тем не совсем исчезли у нас и безпорядки времён Рюриковых, и ныне ещё не один мужик умирает за водкою, как это было во время Ибн-Фолдана. Впрочем, позволю себе заметить, что сказанное мною о консервативном характере русского народа можно сказать и обо всех других народах земного шара. Тот, кто внимательно следит за внутреннею жизнью народов, легко заметит, что характеристические черты, наклонности, обычаи и духовный склад жителей любой страны или народа сохраняются, хотя и в изменённой форме, по прошествии тысячелетий. Это явление мы видим даже у тех народов, которые подверглись смешению с другими и совершенному изменению политических форм, даже у тех народов, у которых была введена новая религия. Персиане, как известно, со времён Ахменидов смешивались с Греками, Парфянами, Арабами, Турками, и Монголами; приняли новую религию, а между тем характер их не изменился. А потому именно, что характер и нравы народов неизменны, одна и та же религия обыкновенно принимает различные формы у разных народов, одни и те же законы получают различные применения.»
Полагаю, что эти характеристические черты, наклонности, обычаи и духовный склад жителей любой страны или народа сохраняются, хотя и в изменённой форме, по прошествии тысячелетий, благодаря именно языку и его консервативности, и не в малой степени благодаря его бытовому стилю.

Часть 2. Формирование языковых формул из народного исторического опыта.

Далее опишем механизмы формирования фундаментальных народных понятий, которые определяют его основные ценности. Для этого воспользуемся трудом Юрия Мухина «Путешествие из демократии в дерьмократию и дорога обратно». Глава 2. На границе миров.
Предварительные выводы из нижеприведённого наглядного исторического примера. Народ русский, хотя и формировался в основном из славян, но мы все русские от славян и татар, до евреев и удмуртов, если исповедуем православие и говорим, и мыслим по-русски, то есть русскими категориями и ценностями, так вот, народ русский формировался весьма продолжительное время разными внешними и внутренними обстоятельствами, которые сформировали в его языке совершенно уникальные образы и понятия, которых нет в языке большинства других народов, и таких понятий огромное множество, они фундаментальны для русского мира. Такие понятия как честь и достоинство, как мужество и героизм, как мудрость и храбрость - они совершенно иные для понимания большинства других языков. Всё это сформировано и выстрадано народным опытом веками, и то же выражение «не отступать и не сдаваться» не были изначально у русского человека в «крови», и русскими то мы стали благодаря тому, что на протяжении всего последнего тысячелетия усвоили в своём языке и в себе эти ценности, кровью прописанные в нашей истории, и живы они до сих пор, потому как и живы те примеры и авторитеты, с которыми они вошли в историю, живы они в нашем языке и вечной памяти. Именно так русский народ стал русским, и ничего, кроме нашего нерадения и забвения не способно стереть его с лица Земли. Все описанные ниже примеры являются картиной того, как по-настоящему живёт и меняется русский мир и какой ценой он вписывает в свой язык те фундаментальные языковые образы и словесные формулы, которые определяют весь внутренний мир русского человека, характер его жизни и отношение к окружающим обстоятельствам. Ещё одно самосознание русского народа отличает нас от многих, особенно Западных народов — это осознание Государства, Страны, Народа как СЕМЬИ. Притом, русский народ жил за свою бытность в самых разных обстоятельствах, порой в безвыходных и фатально бедственных, но он их всегда побеждал, исправлял в соответствии с архетипами своего сознания, так будет и в дальнесрочной перспективе, а вот какие формы это примет, зависит уже от внешних обстоятельств.

«Запад.

На Западе война стала основным делом, промыслом, если не сказать, развлечением королей, герцогов, баронов. Были разработаны правила ведения войны сродни футбольным. Три штурма крепости давали ее защитникам законное право сдаться, при этом они не испытывали ни мук совести, ни позора со стороны жителей, которых они защищали – таковы были правила. Рыцарь заключал договор с королем (оммаж) или герцогом, где оговаривалось, где и сколько он будет ему служить и сколько за это получать. В качестве платы обычно давались города и села, судьбой и жизнью населения которых нанятые рыцари распоряжались как хозяева. Жалобы крепостных на рыцарей судами не принимались. Служба королю была ограничена по времени, например, два месяца в году, а иногда и 40 дней. Успел король за этот срок закончить войну или не успел, для рыцаря это уже не имело значения. Он мог с войны уехать. Переход из «команды» в «команду» не возбранялся. Если рыцарю или барону другой король или герцог предлагали больше, то он возвращал взятое на старой службе и шел к новому сюзерену. Но в бою рыцарь, как честный человек, обязан был драться за своего короля, не жалея жизни, правда, до тех пор, пока его король был жив и свободен. Король обычно находился под знаменем, и до тех пор, пока знамя было видно рыцарю, он и сражался. Если знамя падало, а это означало, что король или убит, или пленен, то рыцарь мог без зазрения совести и без ущерба для чести бежать с поля боя.
Мирным жителям в этих состязаниях отводилась роль зрителей, оплачивающих стоимость зрелища. Их обычно не трогали, хотя, конечно – на войне, как на войне – и их тоже могли грабить прямо или контрибуцией, но на жизнь их никто, как правило, не покушался. Например, когда король Швеции осадил столицу Дании, то датчане, не имея возможности из-за осады продавать продовольствие войскам своего короля, продавали его без всяких колебаний вражеским войскам, поскольку вражескими они были только для короля, а населению в принципе было безразлично, кому продавать и кому, кстати, платить налоги – этому королю или другому.
Долгое время примерно по таким правилам жили и россияне, правда, они были более свободолюбивые, они не то, что власть рыцаря – княжескую власть над собой признавали весьма относительно. В давние времена даже не они были вассалами князя, а он принимался ими на службу, осуществляя с помощью своей дружины их военную и уголовную защиту. И если какому-либо российскому городу князь не нравился, то его просто изгоняли и подыскивали нового. Порой это было несправедливо, когда, на пример, новгородцы изгнали Александра Невского, но это было. Одновременно и князья власть великого князя над собой принимали от случая к случаю, непрерывно враждуя с ним и между собой. Как сказали бы сейчас наши мудраки, отстаивали свой суверенитет. Разумеется, ведя бесконечные междоусобицы, они использовали те же «футбольные» правила ведения войны, что и на Западе.
Но в целом действовали правила и обычаи ведения войны, характерные для Европы, и почти такие же социальные обычаи, за исключением, пожалуй, того, что ни князья, ни их люди (дружина) не имели той власти над населением, что имели короли и дворяне на Западе. Никто не рассматривал князей как божью волю над собой, на них смотрели как на военных специалистов. Нанимали в Константинополе архитекторов строить себе церкви, нанимали и князей себя охранять.

Восток.

Но на юге и на тысячи километров к востоку от России находились кочевые народы и племена со своими обычаями и правилами, в корне отличающимися от законов, принятых на Западе. Россия была пограничным государством, прикрывавшим оседлые народы Запада от кочевников Востока. Она была пограничником.
Кочевник-скотовод, пасущий скот на выжженных солнцем степных просторах летом и на тех же, но уже обледенелых просторах зимой, имел совершенно другие взгляды на войну и совершенно другие ее правила кочевнику требовалось земли в сотни и тысячи раз больше, чем земледельцу. Кочевнику, чтобы жить, нужен был простор.
Поэтому войны между кочевниками велись не за обладание налогом с порабощенных народов, а за очистку территории от этих народов. Этим объясняется поражавшая всех жестокость кочевников: захватив в плен противника, они убивали и старых и малых – всех, в ком не видели пользы, скажем, кого нельзя было продать как раба в третьи страны. Тут не имело значения, кто ты – солдат или мирный житель. На той территории, что присмотрел себе кочевник, тебе, с его точки зрения, делать было нечего. … Потому все жители уничтожались либо запугивались убийствами до парализующего волю страха.
Поддерживать мирные отношения с кочевниками было сложно. Во-первых, их культура, позволяющая выжить в суровых условиях, была на очень низком уровне в области техники и технологии, товарных 'производств и ремесел. ... Для кочевника наиболее доступной формой получения необходимых товаров оставался военный разбой – набег на города и села.
Время от времени кочевые племена, особенно потерпевшие поражение, могли вполне искренне заключить мирный договор с Россией, но наступал товарный голод, подрастало новое поколение джигитов, и они снова устремлялись в набег.
Во-вторых, кочевники первыми освоили стратегическую оборонную инициативу, которую в США впоследствии стали сокращенно называть СОИ. Идея заключалась в возможности нанесения противнику безнаказанного для своего населения удара. Отряды кочевников в начале лета внезапно вторгались в пределы России, быстро грабили все, что могли, и быстро откатывались назад. Российские князья с дружинами бросались в погоню. Но кочевники, собрав весь свой народ и весь скот, продолжали отходить дальше и дальше на восток в тысячекилометровые бескрайние степи. Высохшую траву за собой поджигали, лишая русские войска корма для лошадей, колодцы отравляли. Наказать их за набег становилось невозможно или, по крайней мере, очень затруднительно.
Подобная стратегия и тактика кочевников требовала от России менять правила ведения войны на Востоке, вообще должна была заставить россиян задуматься о том, как дальше быть. И до поры до времени на Руси считалось мудрым поступать, как на Западе, то есть населению в войне не участвовать, а нанимать князей, поручая им свою защиту.
Однако почти девять веков назад Чингисхан объединил кочевников в государство высочайшей цивилизации, но в очень узких областях – политической и военной.
Четыре года громя разрозненные дружины, внук Чингисхана – Бату, жег русские города и уничтожал жителей. Масштаб опустошения был сравним только с природной катастрофой. Не то что районы – целые земли начисто опустошились: Курская земля, Черниговщина «от того нечестивого Батыева пленениа запустеша и ныне лесом заросташа и многим зверем обиталище бывша». Пал и был уничтожен Киев – мать городов русских.
Для кочевого выпаса скота лесная часть России была мало пригодна. Этим она не представляла собой ценности для татар, и у них не было особой необходимости очищать ее от людей полностью. Поэтому были вырезаны города и села только лесостепной части, чтобы предотвратить в будущем нападение оттуда на степь, а лесная часть была просто покорена и ограблена. Сдавшихся князей и дружины тоже частью пощадили, поручив им собирать дань татарам и защищать Россию, а заодно и Орду с Запада, где тоже было достаточно желающих пограбить.
Век спустя, когда государство Чингисхана, раздираемое междоусобицами, начало слабеть, западные соседи России – Литва и Польша – захватили и держали уже под своим владычеством ту юго-западную лесостепную, наиболее ослабленную часть, что впоследствии была названа Украиной, немецкие же ордены захватили северо-западные земли. Этими ударами западные со- Юрий Мухин: «Путешествие из демократии в дерьмократию и дорога обратно» 42 седи отрезали России выходы к открытым морям, затруднив и торговлю, и общение с остальным миром. Тем не менее России повезло. Разбитая и непрерывно ограбляемая, запертая в глубине своих лесов, она осталась жить. Осталась жить, а все народы восточнее ее были вырезаны полностью, и названия их исчезли из памяти людской.
Повезло России и в другом. За время тяжелейшего, дикого и унизительного татаромонгольского рабства россияне поняли то, чего не понимали и не понимают другие народы. . А тогда рабство на грани смерти их научило многому.

ГЛАВА 3 УМОМ РОССИЮ НЕ ПОНЯТЬ?

Могут ли понять Россию на Западе, для которого столетиями войны были сродни развлечениям? Может ли понять Россию американец, для которого, по-видимому, до сих пор война – это любимая забава Рэмбо? Могут ли нас понять те, кто в 1945 году от удара подыхающего Гитлера под Арденнами, когда погибло всего до 9 тысяч американских солдат (для масштабов той войны слово «всего» перед 9 000 погибших правомерно), слезно запросили помощи у не готового к наступлению Советского Союза?
Могут ли понять Россию наши отечественные мудраки, для которых единственная мудрость – это смотреть на все глазами того же Запада?
Историк Ключевский подсчитал, что с 1228 по 1462 год, за период, когда формировался великорусский народ, Русь вынесла 160 внешних войн. Только внешних. В шестнадцатом веке она 43 года воюет с Речью Посполитой, Ливонским орденом и Швецией, одновременно защищаясь от набегов татар. Да каких набегов! В 1571 году крымский хан Девлет-Гирей сжег Москву. По русским летописям, погибло до 800 000 душ. Возможно, это преувеличение, но летописи дают такие подробности. Хоронить мертвых не было ни сил, ни возможностей, трупы сбрасывали в реку, «Москва-река мертвых не пронесла: нарочно поставлены были люди спускать трупы вниз по реке; хоронили только тех, у которых были приятели». Какие реки, протекающие через столицы западных государств, видели подобное? Сена, Темза, Потомак?
В семнадцатом веке Россия воюет 48 лет! В восемнадцатом веке Россия воюет 56 лет! Жестокие войны, подавляющее число которых было направлено на уничтожение русских, стали правилом, жизнью России, а мир... мир – исключением из правила. Могло в таких условиях за эти столетия у русских выработаться свое мировоззрение, свой взгляд на свободу, на демократию? Да, могло. И оно выработалось. Даже тупой ученик за пятьсот лет обязан что-то понять и чему-то научиться.
Демократия – это ситуация, когда народ имеет в стране власть. Однако по критериям мудрости, принятой на Западе, народом считается каждый человек. Считается, что это мудро, и, естественно, каждый мудрак и там, и у нас тоже так считает. Поэтому демократическим считается то государство, которое удовлетворяет желания большинства той части населения, которая имеет возможность требовать. Когда толпа мудраков собирается в здании или на площади и начинает требовать: «Не хотим этого короля, а хотим другого!», то с точки зрения мудрака – это вершина демократии. Мудрак рассуждает: «Король – это глава государственного аппарата, и если мы подберем короля, который будет служить народу (а под народом мы подразумеваем лично себя – мудраков), то такой король и такой государственный аппарат будут демократичными». Такова мудрацкая логика, и такой она была во всех государствах и в России до порабощения ее кочевниками.
Кстати, и во время татаро-монгольского рабства в России были места, куда кочевники из-за глухих лесов и болот просто не добрались. Таким местом был Новгород. Там мудрацкая демократия существовала очень долго. Этот город подвергался нападениям Литвы или Ордена, и новгородцы приглашали для своей защиты опытного в боях князя, например, Александра Невского. Но когда князь отбивал нападение врага, его почти сразу из города выгоняли. Крутой нрав Александра, заставлявшего жителей излишне, по их мнению, тратить силы на оборону города, мудракам-новгородцам не нравился. Тем не менее и старые и новые наши историки-мудраки всегда берут Новгород за образец народной демократии.

[С этого места очень важно для понимания]

По мере того, как кочевники убивали или угоняли в рабство россиян, представления русских о демократии стали меняться. Стала подвергаться сомнению логика мудраков, которая выражалась в следующей сентенции: «Если народ – это я, то служить я должен сам себе, в том числе и своей чести, и своей славе. И если во имя своей чести мне надо умереть, то что же – я умру, так как этим я прославлю себя и в себе свой народ. Но если мне предстоит умереть, а ни чести, ни славы для себя я не заработаю, то вместе со мной умрет мой народ. Это бессмысленно. Лучше сдаться на милость победителя, тогда я спасу себя и в себе – народ. Заставляет меня идти в бой и на смерть государство и его глава – царь или король, в том числе и на такую смерть, где ни чести ни славы я не найду. Чем больше я буду рабом государства, тем больше я буду подвергать себя лишениям и смертельному риску. Поэтому чем я буду более свободен от государства, тем больше буду служить себе и в себе народу, следовательно, тем больше я демократ!» Но в те времена для россиянина сдача в плен почти без вариантов означала либо смерть от руки кочевника, либо рабство на галерах. Продолжалось это столетиями, было время все обдумать. И постепенно образ мыслей россиян стал меняться: «А народ ли я? А может, народ – это не я, а все живущие в моей стране, в том числе и дети, в том числе и еще не родившиеся дети наших детей? Тогда я не народ, тогда я только частица народа. И если я хочу быть демократом, то мне нужно служить не себе, а всему народу. При этом, если я испытываю лишения, то это еще не значит, что народ испытывает их, мои лишения могут обернуться отсутствием лишений у моих детей. Если я умираю, защищая свою страну, то вместе со мной умирает только очень малая частица народа, а народ будет жить, так как своей смертью я его смерть попрал. И не важно – умер ли я на глазах восхищенных моим героизмом зрителей или незаметно в мучениях скончался от болезней в осажденной крепости. Враг, стоящий под ее стенами, не идет в глубь моей страны, не убивает мой народ. Но если я сдамся, то враг, не сдерживаемый мною, пойдет убивать мой народ дальше».
Ливонский летописец Рюссов: «Русские в крепости являются сильными боевыми людьми. Происходит это от следующих причин. Во-первых, русские – работящий народ: русский в случае надобности неутомим во всякой опасной и тяжелой работе, днем и ночью, и молится Богу о том, чтобы праведно умереть за своего государя. Во-вторых, русский с юности привык поститься и обходиться скудной пищей; если только у него есть вода, мука, соль и водка, то он долго может прожить ими, а немец не может. В-третьих, если русские добровольно сдадут крепость, как бы ничтожна она ни была, то не смеют показаться в своей земле, так как их умерщвляют с позором; в чужих же землях они не могут, да и не хотят оставаться. Поэтому они держатся в крепости до последнего человека, скорее согласятся погибнуть до единого, чем идти под конвоем в чужую землю. Немцу же решительно все равно, где бы ни жить, была бы только возможность вдоволь наедаться и напиваться. В-четвертых, у русских считалось не только позором, но смертным грехом сдать крепость».
Да, со временем татары научили, и русские стали думать: «Если я демократ, то я должен быть рабом своего народа, я должен ему отдать все. Организуют нас на службу народу государство и его глава – царь. Следовательно, я должен быть не наемником за деньги, а рабом, добросовестным рабом государства и царя. Только став рабом народа, я освобожу народ от любого гнета, сделаю его свободным».
Таким образом, трехсотлетняя власть татар привела к тому, что все больше и больше россиян по своему мировоззрению становились истинными демократами – рабами своего государства. Между прочим, подобный образ мыслей не был понятен не только жителям Запада, но и большинству наших историков. Сложилось устойчивое мнение, что Россия – страна рабов (и это правильно), но мало кто понимал, чьи это рабы, кому они служат. Считалось, что русский – это такая тупая скотина, которая без плети жить не может. При этом подобные историки и исследователи как-то обходили вниманием то, что за пятьсот лет после рабства у кочевников эти тупые  скоты не склонили головы ни перед кем, ни один захватчик больше не смог поставить их на колени в то время, когда почти все западные страны по паре раз в столетие на колени становились. ... Что касается плети, то Запад не видел, кому она предназначается, не понимал, что раброссиянин, раб своего народа, меньше всего боится этой плети, так как она в идее своей не ему предназначалась. Правда, попадало от этой плети и преданным рабам, но лишь тогда, когда в руки ее брали холуи-мудраки, желающие продемонстрировать свою мудрость и преданность царю. Такое было, и от этого ненависть россиян-рабов к мудракам еще больше возрастала.
Иван Грозный так и остался для мудраков кровопийцей, а в сказаниях народа – очень добрым царем. Историк Ключевский даже делает вывод, что вот, дескать, русский народ – это очень незлобивый народ. Это не так. Русские в ярости своей жестоки и злы. Но у раба-русского не может не вызвать добрых чувств раб-царь. Царь – раб своего народа.
Для обоснования того, что русские служили не царю, приведем пример, взятый также из книги Нестерова. «С 21 сентября 1609 года по 3 июня 1611 года армия польского короля Сигизмунда осаждала Смоленск. За время осады успело рухнуть Московское государство: в 1610 году Василий Шуйский был свергнут с престола, бояре для защиты Москвы от Лжедмитрия впустили в нее польское войско гетмана Жолкевского и отправили в стан Сигизмунда посольство, чтобы просить у него сына, королевича Владислава, на русский трон. Сигизмунд соглашается, но требует от послов Смоленск. Послы передают его слова смолянам. Так, совершенно неожиданно защитникам города пришлось самим решать, продолжать ли оборону, или впустить Владислава с польским войском. Смоляне согласились впустить Владислава как русского царя, но не как польского королевича, сопровождаемого польскими ратными людьми. Но на последнем настаивает Сигизмунд, это его последнее условие.
Над Смоленском не было уже верховной власти, церковь разрешила всех от клятвы верности низложенному царю, смоляне с крепостных стен видели плененного Шуйского в королевском лагере на пути в Варшаву – некому было «казнить их казнью» за сдачу города. Многие русские города признали Владислава царем, и поляки на этом основании называли жителей Смоленска изменниками. Все знали, что Смоленск – ключ к Москве, но зачем хранить ключ, когда сбит замок? К тому же город в течение года выдержал осаду, горел от раскаленных польских ядер, страдал из-за отсутствия соли и был поражен каким-то поветрием. Превосходство польской армии было очевидным, падение крепости оставалось лишь делом времени так как неоткуда ждать помощи, а условия сдачи были милостивыми. Не пора ли подумать о жизни женщин и детей, прекратить бессмысленное кровопролитие? Дети боярские, дворяне и стрельцы колебались в ответе, воевода молчал, архиепископ безмолвствовал. Черные люди посадские, ремесленники и купцы настояли на обороне до конца, и Смоленск ответил королю: «Нет!» Перед русским посольством во главе с митрополитом Филаретом смоленские представители, дети боярские и дворяне, разъяснили, что хотя поляки в город и войдут, но важно, чтобы их, смолян, в том вины не было. Поэтому они решили: «Хотя в Смоленске наши матери, и жены, и дети погибнут, только бы на том стоять, чтобы польских и литовских людей в Смоленск не пустить».
Потом был приступ. Поляки, взорвав башню и часть стены, трижды вламывались в город и трижды откатывались назад. Потом вновь перешли к правильной осаде, днем и ночью засыпали Смоленск ядрами. Потом снова приступали к крепости, снова отступали, снова долбили ее стены и башни из пушек, снова вели подкопы и взрывали укрепления. Так в течение еще одного нескончаемого года. К лету 1611 года число жителей сократилось с 80 до 8 тысяч душ, а оставшиеся в живых дошли до последней степени телесного и душевного изнурения. Когда 3 июня королевская артиллерия, сосредоточив весь свой огонь на свежеотстроенном участке стены, разрушила его полностью и войско Сигизмунда вошло наконец в город через пролом, оно не встретило больше сопротивления: те смоляне, которым невмоготу было видеть над Скавронковской башней польское знамя, заперлись в соборной церкви Богородицы и взорвали под собой пороховые погреба (по примеру сагутинцев, замечает польская хроника); другим уже все было безразлично: безучастно, пустыми глазами смотрели они на входящих победителей. Сигизмунду передали ответ пленного смоленского воеводы Шеина на вопрос о том, кто советовал ему и помогал так долго держаться: «Никто особенно, никто не хотел сдаваться». Эти слова были правдой. Одного взгляда на лица русских ратных людей было довольно, чтобы понять, что брошенное где попало оружие не служило просьбой о пощаде. На них не было ни страха, ни надежды – ничего, кроме безмерной усталости. Им уже нечего было терять. Никто не упрекнул бы Сигизмунда, если бы он предал пленных мечу: не было капитуляции, не было условий сдачи, никто не просил о милости. Сигизмунд, однако, не захотел омрачать бойней радость победы и разрешил всем, кто не хочет перейти на королевскую службу, оставив оружие, покинуть Смоленск.
Ушли все, кто мог еще идти. Опустив головы, не сказав слова благодарности за дарованные жизни. Пошли на восток от города к городу по истерзанной Смутой земле, тщетно ища приюта, питаясь подаянием Христа ради. Когда добрались до Арзамаса, местные земские власти пытались было поселить под городом нищенствующих дворян и детей боярских, да арзамасские мужики не захотели превращаться из черных крестьян в крепостных и прогнали новоявленных помещиков дубьем. Эти странники с гноящимися под драным рубищем ранами, с беззубыми от цинги ртами еще не знали, что пролитая кровь, смерть товарищей, гибель семей не были бесцельной, бессмысленной жертвой. Они выполнили долг перед государством как смогли, но где оно, их великое государство? Без малого восемьсот верст прошли они, но на своем скорбном пути видели лишь одну и ту же мерзость запустения. Защитникам Смоленска мысли не могло прийти о том, что истинными победителями остались они.
Однако это было именно так. Польская и литовская шляхта, истомленная долгой осадой, сразу же после взятия города разошлась по домам, несмотря на все уговоры и посулы короля. Сигизмунд с одними наемниками был не в состоянии продвинуться дальше в глубь России и оказать существенную помощь засевшему в Москве польскому войску. Восстановив стены и оставив в крепости гарнизон, он вернулся в Варшаву. В России между тем начиналось народное движение за освобождение Москвы и восстановление Московского государства. Нужно было время, чтобы оно разрослось и набрало силу. Верный Смоленск и послужил ему, сам того не ведая, надежным щитом.
История обычно чуждается театральных эффектов. Ее герои, вышедшие на сцену в первом действии драмы, как правило, не доживают до заключительного. Для смолян было сделано исключение. Неисповедимыми путями приходят они в Нижний Новгород как раз тогда, когда Минин бросает свой клич. Смоляне первыми откликаются на призыв, образуя ядро собираемого народного ополчения. Потом в его рядах с боями доходят они до столицы, отражают у Ново девичьего монастыря и Крымского моста последний, самый страшный натиск войска гетмана Ходкевича, прорывающегося к осажденному в Кремле и Китай-городе польскому гарнизону, и наконец среди пылающей Москвы на Каменном мосту во главе с Пожарским принимают капитуляцию королевских рот, выходящих из Кремля через Боровицкие ворота.»
Итак, держа Россию на грани жизни и смерти, татаро-монголы создали из нее особую нацию, которая начала смотреть на себя как на единую семью, целью которой было выживание. Но семье нужен единый глава, единый, а не несколько. Иначе стало бы уже несколько семей и не было бы гарантии их совместного действия. Таким началом был царь-самодержец. Самодержавие создавалось несколько веков, и в этот период народ в массе своей безусловно поддерживал кандидатов-самодержцев, с пониманием относясь к их жестокой борьбе со всеми суверенитетчиками.

Однако монархия, основанная на престолонаследии, имеет существенный дефект – дети могут не повторять родителей. Отец мог быть рабом своего народа и отдавал ему все, а сын или внук порой оказывался придурковатым романтиком рыцарских эпох, да еще и западного толка, да еще и мудраком вдобавок. И не было закона избавиться от неудачной шутки природы. Приходилось русским каждый раз что-то придумывать. Если возьмем глав и наследников императорского рода России и посмотрим, какой смертью они закончили свой путь, то статистика будет довольно поучительная.

1. Петр I – своей смертью
2. Алексей Петрович, наследник – убит отцом
3. Екатерина I – своей смертью
4. Петр II – своей смертью
5. Анна Иоанновна – своей смертью
6. Иоанн Антонович – убит конвоем
7. Анна Леопольдовна, правительница – умерла в тюрьме
8. Елизавета – своей смертью
9. Петр III – смещен гвардией, убит
10. Екатерина II – своей смертью
11. Павел – убит гвардией
12. Александр I – своей смертью
13. Николай I – своей смертью? (покончил с собой?)
14. Александр II – убит революционерами
15. Александр III – своей смертью
16. Николай II – убит революционерами
17. Алексей, наследник – убит революционерами

С 1721 года, когда Петр объявил себя императором, по 1917 год, за 196 лет империи, из 17 человек, имевших непосредственное отношение к ее управлению, своей смертью умерло всего 9 человек, если считать и Николая I, то есть чуть более половины. А другая половина оказалась России так или иначе не нужна. Среди убитых были и явно невиновные, скажем дети, но и явные мудраки, чье мудрачество и явилось причиной их смерти. 196 лет на 17 человек – это менее 12 лет на каждого или 14 лет на тех, кто действительно правил. Для такого срока 50-процентная вероятность смерти – это много. Должность российского императора была опаснее должности летчика-испытателя или космонавта.
И заметьте, ни в одном случае не было того, что, например, обычно и на Востоке и на Западе – не было убийства с целью захвата трона претендентом. Смещали императора силы более мощные, чем претендент. Можно было бы говорить об интриге Екатерины II против Петра III, но с того момента, когда он подписал свой первый указ, Россия подписала ему смертный приговор и судьба его была уже предрешена и без Екатерины.
Но к чести российских великих князей, царей и императоров большинство из них понимали свое предназначение и честно исполняли свой долг, не жалея ничего. И – подчеркнем – никого.
Пожалуй, уместно рассказать о действиях Дмитрия Донского на Куликовом поле, так как эта книга все-таки об управлении людьми, а перед Дмитрием стояли чрезвычайно тяжелые управленческие задачи. Он их решил и показал русским, что они могут победить доселе непобедимую армию татар.
 Дмитрий призвал народ – крестьян и горожан, сделал то, что и в голову никому бы не пришло за Западе. И не только потому, что это были нонкомбаттанты. Дело в том, что имеющийся к тому времени опыт говорил, что 15-20 конных рыцарей без труда разгоняют 3-4 тысячи восставших крестьян. Использование пехоты против кавалерии в те времена вообще не практиковалось, с точки зрения западных мудрецов это было бессмысленным идиотизмом. Устав Ордена Тамплиеров даже не возбранял пешим кнехтам разбегаться при встрече с кавалерией без ущерба для их чести. Да и значительно позже положение не изменилось. В 1456 году две сотни московских дворян рассеяли новгородскую рать из пяти тысяч человек, а в 1471 году 4,5 тысячи московского феодального войска разгромили без труда сорокатысячное новгородское ополчение.
 Дмитрий собрал армию общей численностью свыше 150 тысяч человек. Пришли все. Все, кроме новгородцев. Мудраки-демократы посоветовались и решили, что грабить беспомощные кочевья и доходнее, и безопаснее, чем противостоять татарам в открытом бою. Сочли, что будет мудро, если за их грехи рассчитаются остальные россияне.
Чрезвычайно сложный, громоздкий и потому уязвимый план не предусматривал, чтобы Дмитрий непосредственно руководил его осуществлением. И этому были причины. Мы уже говорили, что установившиеся на Западе и на Руси рыцарские традиции предусматривали, что герцоги и рыцари служили лично королю или князю. Да и впоследствии, когда Россия стала уже царством и империей, все ее дворяне и офицеры давали по традиции клятву в верности не ей, а государю; Дмитрий понимал: если его убьют, то князья и дружинники освободятся от этой клятвы и побегут с поля боя. Увидев, что бегут воины-профессионалы, побегут и крестьяне. Это был бы разгром.
И он ставит последнюю точку в подготовке к битве. Когда татары уже появились на горизонте и стали строиться для атаки, он выехал из строя своих войск и на их глазах снял с себя золоченый шлем, серебряные княжеские доспехи и надел их на Андрея Бренка – своего друга детства. Тот в доспехах великого князя сел на коня и возглавил войска под княжеским знаменем. А Дмитрий в простых доспехах на глазах у всех ушел в передовой полк, стал в ряды воинов, которым по его плану суждено было погибнуть.
Видевшие это князья и дружинники (а это видели все) были поставлены в сложное морально-правовое положение. Теперь, если знамя князя упадет и человек в серебряных доспехах будет убит, покинуть поле боя без потери чести они не смогут – это не Дмитрий убит, не его знамя упало. А судьбу князя в течение всего сражения не дано будет знать, только после боя можно будет выяснить, жив он или нет.
Началось сражение, и прошло оно – в силу ли случайности, или в силу гения Дмитрия – точно по его плану.
Разгром был полнейший, победа изумила мир. Но пока это была лишь победа духа, так как материальные потери оказались огромны. Считается, что в живых осталось только 40 тысяч русских. Долго среди убитых искали Дмитрия, нашли его без сознания, «Дмитрий с трудом пришел в себя, с трудом распознал, кто с ним говорит и о чем; панцирь его был весь избит, но на теле не было ни одной смертельной раны».
Обратите внимание на мужество Дмитрия, на способность его отдать в жертву Делу жизни своих людей. Только болтуны, никогда не отвечающие за Дело, считают, что это просто, но в жизни, особенно для верующего, это всегда огромная тяжесть. И необходимо мужество, чтобы решиться на это, И наконец, жертвенность Дмитрия, способность его во имя России, своего народа пойти на смерть без колебания, без шума, его презрение ко всей мишуре и почестям, окружающим должность великого князя, выделение из нее только службы народу, службы, ответственней, чем у других, и только.
Надо сказать, что жертвенностью своих руководителей Россию было трудно удивить, более того, для нее это было естественно, так как народ рассматривал их, как отца в семье, а для отца жертвенность во имя семьи естественна. Причем отца именно всего народа, а не собственно монархического семейства. Наоборот, очень часто члены царской семьи в России становились жертвой, положенной на алтарь Отечества, препятствием, которое сметалось монархом во имя народа. ...Тяжело болел великий князь Иван III, готовится предстать перед судом Господним. Он боится Божьего наказания за грехи, боится преисподней. А в тюрьме в это время по его приказу находится его брат Андрей, и митрополит просит за него, предлагает Ивану не брать грех смерти в тюрьме родного брата на душу. Но Иван и боится, и не может освободить Андрея: «Жаль мне очень брата, и я не хочу погубить его... но освободить его не могу. Иначе, когда умру, будет искать великого княжения над внуком моим, и если сам не добудет, то смутит детей моих, и станут они воевать друг с другом, а татары будут Русскую землю губить, жечь и пленить, и дань опять наложат, и кровь христианская опять будет литься, как прежде, и вы снова будете рабами татар».
Петр I  сзади боевой линии своих войск он выстраивает линию солдат и казаков и дает им приказ: «Я приказываю вам стрелять во всякого, кто бежать будет, и даже убить меня самого, если я буду столь малодушен, что стану ретироваться от неприятеля».
Так ли уж нельзя умом понять Россию, как это казалось поэту? Наверное, нельзя, если мерить ее не своим русским аршином, а западным. Чтобы понять разницу в образе мыслей россиян и народов Запада, нужно учесть следующее. Любую страну Запада можно образно представить в виде гостиницы. Люди живут каждый в своем номере и платят за него ими же избранной администрации гостиницы за охрану и обслуживание, т.е. то, что в государстве называют налогами. Существует основной договор между администрацией и жильцами (Конституция страны) и правила (законы), в которых оговаривается, кто что и кому должен. Жильцы могут быть патриотами своей гостиницы, но при этом не вызовет недоумения и их переезд в другую гостиницу или случай, когда охранник гостиницы, законно расторгнув договор с администрацией, перейдет на службу в другой отель. Абсолютно естественно, что одни живут в бедных номерах, другие в комфортабельных. Каждый оберегает неприкосновенность своего номера (мой дом – моя крепость) и личную свободу как от остальных жильцов, так и от администрации.
Мировоззрение русских совсем другое. Татары сбили нас в одну семью, научили истинной демократии, и мировоззрение наше приняло формы мировоззрения члена огромной семьи, русские перестали рассматривать свое государство, как гостиницу, они стали смотреть на него, как на огромный дом с многочисленной, но очень близкой родней. Во главе семьи, естественно, стоял отец – царь или правительство. В связи с этим доверие к ним было полнейшее: действительно, не может же отец что-либо делать в ущерб собственной семье. И те цари и правительства, которые это понимали, достойно играли свою роль.
Причем действительными и полноправными членами семьи в старые времена рассматривались только так называемые простые россияне, т.е. по тем временам – крестьяне, и, разумеется, сам царь. Люди, занимавшие промежуточное положение между царем и крестьянами, особенно чиновники органов управления государством, тоже считались членами семьи, но не совсем полноценными. «Народом – миром» крестьяне считали только себя. Если вспомните, то первыми чиновниками государства были воеводы, бояре, дружинники – те, кто организовывал народ и управлял им при военной опасности. Эти люди в те времена очень часто были не только пришлыми, но и просто иностранцами, служившими князю или царю по найму. Возможно, поэтому к ним и впоследствии сохранилось несколько недоверчивое отношение.
В качестве анекдота можно напомнить, что до самого конца Российской империи царь ко всем обращался на «ты», в то же время ему говорили: «Вы, Ваше Величество». Говорили все, кроме крестьян, которые вели себя с царем, как с отцом, несколько фамильярно, обращаясь к нему: «Ты, царь». Николай I как-то объезжал Россию, и в очередной деревне к нему вышли крестьяне с хлебом и солью. Бедный староста, зубривший приветственную речь, при виде царя сумел произнести только первые три слова: «Царь, ты столп...» – и его заклинило. Он снова начинал: «Царь, ты столп» – и снова забывал, что дальше. Наконец Николаю надоело: «А ты бревно», -сказал царь, забрал хлеб-соль и закончил этим митинг.
Тем не менее и чиновники и офицеры – все были членами семьи. О каких-либо договорных отношениях с царем и речи не могло быть – ну, кто же в семье договаривается с отцом? Дескать, я тебе плачу определенную сумму, а ты меня защищай, или – ты мне плати определенную сумму, а я буду защищать семью. В семье это немыслимо, в семье это естественная обязанность и тех и других. В этом незаметное, но резкое различие с Западом.
Когда Россия, объединяясь в семью вокруг Москвы, стала крепнуть, к ней с окраин от татарских границ стали стекаться крестьяне. Великий князь Московский ни о чем не договаривался с вновь прибывшими детьми -он давал им землю, давал семена, если мог, то и скот, ничего не требуя взамен. А что может потребовать отец за исполнение своего долга перед детьми? Но когда приходила пора защитить семью, то царь и брал у крестьян столько, сколько было нужно, включая и их самих. И почему он это делал, было всем понятно. А как может быть в семье иначе?
В Москву приходили князья и бояре из других княжеств. Князь и с ними ни о чем не договаривался, а ставил их в строй. Но по тем временам для содержания одного воина требовался труд не менее десяти-тридцати крестьянских семей. Поэтому князь закреплял за своими дворянами крестьянские семьи, эти семьи дворян кормили, их трудом дворяне вооружались, нанимали дополнительно солдат и защищали под руководством князя или царя этих же крестьян. Формально в России был феодализм, но в отличие от Запада дворяне по отношению к крестьянам имели прав не более, чем ротный командир на своего солдата. Если на Западе рыцарь мог повесить своего крепостного крестьянина, имел право первой ночи, тот был фактически его рабом, хотя и вел самостоятельное хозяйство, то в России это было немыслимо. Российский дворянин мог только восстановить дисциплину, выпороть крестьянина за проступки и в крайнем случае вернуть его царю – отдать в солдаты. Но ни посадить в тюрьму, ни тем более убить крестьянина дворянин не мог. Это было делом отца-царя, делом только его суда.
Дворянин мог сделать и то, что выглядело продажей, он мог отдать крестьянина другому дворянину и получить за это деньги. И это действительно выглядело бы продажей, если не учитывать, что крестьянин для дворянина был единственным источником дохода, при помощи которого дворянин защищал тех же крестьян. Передавая источник своего дохода другому, он имел право на компенсацию. Разумеется, что при такой продаже законом исключалось разделение семей.
Крепостных дворянин имел до тех пор, пока служил он и служили его дети. Прекращалась служба – отбирались крепостные. Заметим, служба русского дворянина князю, как и служба человека своей семье, не имела сроков. Уйдя на службу в 15 лет, он мог до глубокой старости просидеть в крепости на границе за тысячи километров от своего имения и так никогда и не увидеть своих крепостных. Тяжелые условия, в которые попала Россия, требовали такой же тяжелой службы ей.
Семейность определяла и взаимопомощь русских, причем здесь и не пахло благотворительностью. Человеку, попавшему в тяжелые условия, не требовалось особо унижаться, он знал, что помощь ему обязательно окажут, Особо сильно это проявлялось в трудные времена, но и в обычное время Россия, например, не знала такого явления, как бездомность. Было такое понятие «пойти по миру», и оно означало, что человек, в силу каких-либо обстоятельств не способный себя содержать, например, ребенок-сирота или беспомощные старики, жил на всем готовом определенное время в каждом доме крестьянской общины по очереди, пока не вырастал или не умирал.
Само собой разумеется – если русские слились в одну семью, им безразлично, кто из братьев и сестер какой национальности. Они братья и сестры – это главное, а остальное не имеет значения. Действительно, женщина могла иметь мужей разных национальностей и от каждого – детей. По матери они родные, и никакая добрая и разумная мать не допустит их вражды или сволочного разделения. Не допускала разделения ни в государственном, ни в личном плане, по национальностям и Россия. Заметьте, даже понятие «Родина» у русских неразрывно связано с понятием «мать». Надо думать, это первая и самая главная причина исключительной национальной терпимости России, исключительного безразличия русских к национальностям вообще и к своей собственной в частности. Невозможно было построить то государство, что построили великороссы, и при этом заложить в его основу национальные различия.
В России людей катастрофически не хватало. Их зазывали в Россию практически на протяжении всей ее истории.
Приглашали в Россию жить всех, кого можно было. Греков, сербов, немцев – национальность не имела значения. Любимец Петра I, негритенок Абрам, обучившись во Франции, стал генералом инженерных войск русской армии. Наверняка на первых порах всех удивляло, что он черный, но, что он русский генерал, вряд ли русским казалось необычным. Кстати, его внука – А.С.Пушкина – недоброжелатели из высшего света шельмовали как могли, но никому в голову не могло прийти оскорбить его тем, что он «нигер». Русские бы просто не поняли, в чем тут оскорбление.
Не надо забывать, что англичане и исповедуют в некотором смысле извращение христианской веры, одну из форм протестантизма.
Когда англичане колонизировали Америку, что по совести должны были сделать христиане, высадившиеся на берегах Северной Америки? Принять все меры к обращению индейцев в христианство. А они что сделали? Они их просто вырезали. Напрашивается и такой вопрос – почему не сделали индейцев рабами? Почему начали вывозить негров из Африки? Негры, как и европейцы, на Американском континенте пришельцы, а индейцы хозяева. Сделать их рабами – всю жизнь сидеть на ящике с динамитом. Так что, следуя формальной логике, англичане поступили достаточно логично, хотя в конечном итоге теперь негры создают в США проблему, которой, поступи англичане действительно похристиански, могло и не быть. Ведь нет же расовых проблем в Латинской Америке, где колонизацию проводили испанцы и португальцы – католики.
Англия вела колонизацию и иначе, превращая коренное население в рабов (в переносном смысле) военным и экономическим путем. Пример -Индия. Только английские купцы скупают индийские товары и продают их в мире, только английские купцы торгуют на рынке Индии. Это дает огромные прибыли, а чтобы индийцы особенно не возмущались, английские интересы в Индии охраняет английская армия и английский флот. Управляет Индией английская администрация. Могла ли Россия использовать какой-либо английский способ при движении на Восток? Нет!
Во-первых, она двигалась на Восток не за землей, а за миром, ей надо было усмирить кочевников и защитить от набегов собственные земли.
Во-вторых, представим, русские, взяв Башкирию, вырезали бы всех башкир по примеру цивилизованной Англии. Получились бы огромные пустые земли. А кем их заселять? Земли немедленно были бы заняты кипчаками, киргизами и другими соседями, которые бы снова с этого плацдарма ударили по Руси.
Ну а если бы русские пошли вторым английским путем и сделали бы башкир рабами? А где взять надсмотрщиков, армию для усмирения восстаний?
Вот и получается, взяв Башкирию, у русских оставался лишь один способ колонизации – сделать башкир членами своей семьи, своими братьями. И теперь уже, защищая вместе с ними их землю от набегов, автоматически защищать и свою.
Кроме того, русские – православные, а православие, как и католичество, и мусульманство, не признает разделение людей по нациям. Христианин – значит свой. А православие в России научено терпимо относиться ко всем интернациональным религиям. Православные священники вели, разумеется, миссионерскую деятельность. Их даже поощряли за это орденами, правительство, безусловно, делало все для укрепления православия, но никогда принадлежность гражданина России к другой религии не ставилась ему в вину и никакого ущемления гражданских прав и свобод не следовало. (За исключением иудейской религии, но об этом ниже.)
У людей, клеймящих Россию колониализмом, должен возникнуть вопрос – а зачем ей такие колонии? Почему она не двигалась на запад? Неужели русскому мужику в Рейнской долине жилось бы хуже, чем, скажем, в Семипалатинске? Скажете, что там жили грозные цивилизованные народы, которые не отдали бы своей земли? Так-то оно так, но России почти 1100 лет. За это время русские войска во многих западных столицах побывали по военной надобности и во многих по нескольку раз. Случалось, когда можно было и не уходить. Но уходили. Поскольку не нужны были России земли, а нужна была безопасность. Именно обеспечивая безопасность, Россия шла на восток, пока не упиралась в естественную границу, прикрывающую ее от соседей, скажем, в Памир, либо в государство с оседлым народом, скажем, в Китай, государство, с которым можно договориться и жить в мире.

ОБЪЕДИНЕНИЕ В СЕМЬЮ

В старину во многих российских областях существовало правило: когда сын приводил в дом невестку, один год ей не давалась никакая обязательная работа. Она привыкала. Естественно, она помогала чем могла, но ее не неволили. Таким же правилом пользовалась Россия, когда присоединяла к себе очередные народы. Полное равенство в правах с русскими, а порой и существенное уменьшение обязанностей. И дело даже не в том, что почти всю историю империи тяготы службы в регулярной армии несли только русские (автор считает украинцев и белорусов тоже русскими). Тяготы были немалые. Практически бессрочная и очень тяжелая служба. Скажем, в период от войны 1812 года по крымскую войну русская армия в различных столкновениях имела боевых потерь 20 тысяч человек, а не боевых, то есть умерших от тягот и болезней, – 100 тысяч.
Для вновь прибывших в семью имелась масса и других льгот. И наверное правильнее было бы начать с примера, где русские выступают колонизаторами в буквальном смысле этого слова.
В 1732 году русские открывают Аляску. С 1772 года они строят на Аляске постоянные поселения. Центр – г. Ситха и построенная там крепость Новоархангельск. (До 1906 года г. Ситха – столица штата Аляска.)
Но есть проблемы. На Аляске живут индейцы (алеуты, колоши, колюжи, тлинкиты, эскимосы), и им не нравятся пришельцы. В 1802 году тлинкиты сжигают Новоархангельск и вырезают русских колонистов, в 1805-м такая же участь постигла русское поселение Якутат.
Но неужели русский купец не знает, что делать? Ведь индейцев на острове едва ли 1000 человек с женами и детьми. Взял бы он, как его английский цивилизованный коллега, назначил премию за каждый скальп индейца (за мужской скальп побольше, а за женский и детский поменьше) и в месяц избавил бы себя от всякой опасности «враждебных соседей».
Но ведь это «варвар-русский», а не «цивилизованный» англичанин, а у «варвара-русского» есть инструкция, утвержденная царем, и в ней объясняется купцу, что России в общем-то не так важна его прибыль, важно другое: «Истинные силы областей состоят во множестве селений и людстве. Всякого благоустроенного правительства главный предмет есть умножение народное». Вот так! Простенько, но доходчиво. А если попался непонятливый, ему объясняют дополнительно: «Островитяне в качестве подданных России находятся под заступлением закона, и следственно, собственность и личность каждого неприкосновенна. Американцы, не находящиеся на службе компании, а промышляющие собственными силами... имеют полное право промышлять земляных и морских зверей... Все ими приобретенное есть их неотъемлемая собственность».
Купец приехал в Америку денег заработать, а царь ему заявляет: «Власти колониальные должны стараться ознакомить островитян с выгодами общественной жизни, отвести им нужное количество земли для заведения огородства и помогать им не только советами, но и самым орудием землепашества и семенами». Вот так! Бросай все и беги индейцам картошку сажать, да еще и со своей лопатой и семенами.
Но что сделаешь? В крепости пять священников, и вся надежда, что их общение с туземцами со временем даст какой-то результат. Как видим, правила, применяемые русскими при движении на восток, сохранялись и в за- морских колониях. А в самой России они действовали методично и неукоснительно.

Между прочим, включая в себя дикие народы, Россия понимала ответственность перед ними и принимала посильные меры по их образованию за свой счет – «для обучения иноверческих детей учредить четыре школы: в Казани – в Федоровском монастыре, в Казанском уезде – в дворцовом селе Елабуге, в городе Цивильске и в городе Царевококшайске; обучать их русской грамоте, причем смотреть, чтоб они и своих природных языков не позабыли (1740 г.)». В 1989 году выяснилось – не позабыли они своих природных языков, напрасно цари беспокоились.
Вообще-то, русский – это не национальность, это должность. Должность сына своей Родины. По национальности русским может быть любой, был бы сыном.»

Сложно из такой ёмкой книги выделить ту суть, которая необходима для темы статьи, потому она вошла в книгу крупными, но живописными отрывками. Таким образом, в картине исторической ретроспективы русского народа мы видим становление русской цивилизации на основе культуры славянского этноса, в основу которой лёг его живой язык, формируемый на протяжении веков понятиями, извлечёнными из богатого опыта русского народа. Казалось бы, слова то одни и те же, а контекст их совершенно иной.

Часть 3. Живой язык в русском фольклоре и мифологии. О богатой основе нашего языка.

Не углубляясь особо ни в фольклор, ни в мифологию, обратим внимание лишь на тему статьи, то есть на отношении народного сознания в мифах и творчестве к языку. Начнём немного издалека, понятия языка формировались не только опытом и входили в бытовой и литературный стили, но и обогащались заимствованиями из других языков, тем самым деградируя, если «обогащение» происходило из посредственных языков и особенно из их жаргонных стилей, и, наоборот, обогащаясь, когда заимствования происходили из богатейших и фундаментальных языковых культур,  к примеру, из латинского и особенно греческого языков. Слова с течением времени постепенно обтирались, русели в обиходе и творческом осмыслении русского мира, учили славян и другие этносы новым формам мышления и образному восприятию, наполнялись новым, более богатым смыслом и контекстом. В этом отношении непереоценимую роль русскому языку принесли язык греческий, Библия и христианская православная культура, которые возвели язык на совершенно иной уровень сознания, обогатив его понятиями, на которых основана вся русская классическая литература, философия и церковнославянский стиль русского языка, неотделимый от всего процесса становления русского народа. Сегодня эти понятия, к сожалению, используются неоязычеством, для привлечения в свои ряды думающей части народа, хотя, конечно, по большей части, не имеют к язычеству никакого отношения, впрочем так поступали с христианским ценностями и в других народах, достаточно почитать проповеди Саду Сундар-Синг 1930 годов, он застал то время, когда христианство достаточно активно влияло на сознание его соотечественников, что он описывает в разделе «Его влияние на противников».
То же касается и фольклора и мифологии. Не исследовал пока этот вопрос специально, но не раз слышал и читал, что есть исследование, в котором показано, что практически у всех народов мира есть предания и мифы, отражающие единую картину старого мира, и по оценке исследователей она сходна с тем, что Библия говорит о допотопном и послепотопном периоде человечества. Исследования эти я ещё не находил и не читал, но читал энциклопедии мифов, собирая русскую и славянскую мифологию, и надо сказать, что похожие выводы при чтении напрашиваются сами собой. Что касается русской и славянской мифологии и фольклора, то они тоже прилично обогащались в своё время из мифологий народов, с которыми русская цивилизация и славяне, в частности, имели тесный контакт  в торговых отношениях или военных конфликтах. Даже простой пример из печального опыта славянского этноса может хорошо продемонстрировать возможность заимствования даже из достаточно далёких цивилизаций. К примеру, не секрет, что славяне, по всей видимости, за хорошее здоровье и наследственность ценились на рынке рабов, и нередко пополняли армии трудяг в Египте, а также, входя со временем в военное сословие Мамлюков, которые обладали в стране политической и военной властью. Не думаю, что за 1000 лет существования этого сословия никто не возвращался обратно на родину, кроме того, в своё время не редки были и случаи когда христиане - греки выкупали рабов, освобождая их из рабства. Пути обогащения русской культуры были самыми разнообразными, в том числе и скандинавскими мифами. Очень рано на Русь попали и греческие тексты сборников мудрости разных народов, здесь есть смысл кратко процитировать труд Колесова «Мудрое слово древней Руси», он достаточно фундаментально раскрывает мудрость живого языка:

«Афористика древней Руси»

«Древнейшие письменные сборники нравоучительных изречений были у славян переводными. Конечно ходили в речевом обороте и свои, давние, хорошо известные, но до нас они не дошли, хотя в последствии и вплелись в заветную мысль книжного изречения. Придавая им иной смысл, приучая их к русскому складу, расцветившись новым словесным образом.
Были подборки начальных этических истин (изречение Эзопа, Диоена, Сократа и других), или истин философских (в основном из Платона и Аристотеля), но так же из знаменитых писателей (Еврипида, Эсхила, Софокла). Наиболее почитаемые авторы удостаивались собственных сборников (например, комедиограф Менандр), а в последующие времена и влиятельные христианские авторы, особенно Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст.
Довольно рано сборники изречений стали важным учебным пособием. Их часто переписывали, и, может быть, оттого они сохранились. В средневековой культуре, для которой важен был образец, эталон, по этим сборникам учились грамматической мудрости и логическому суждению, разбирая формы и фигуры мысли по типичным примерам. Ещё М. В. Ломоносов, завершая средневековую традицию, в своей «Риторике» поступал таким образом. Факт, исключительно важный в истории нашей культуры: сходство в формах народной жизни довольно рано наложило на народную поэзию идеи и образы античной культуры — в их общем противопоставлении христианству.
Последовательное расхождение в языке между книжными изречениями и народными пословицами в конце концов способствовало чёткому расхождению между церковнославянским и русским литературным языком. Всё, что оказалось хоть сколько-нибудь полезным и значительным в переводных сентенциях, народная мудрость заимствовала из книжных собраний ещё в древнерусскую эпоху. Многие, казалось бы, безусловно народные пословицы на самом деле восходят чуть ли не к изречениям  античных авторов. «Слово не воробей: вылетит — не поймаешь» - это высказывание, которое приписывалось Плутарху, и известно древней Руси по «Пчеле».
Церковь отвергла подобную борзость, но близость языческой мудрости эллинов славянскому быту способствовала постепенному проникновению их в народную среду. Элинские борзости — и есть те самые афоризмы из греческих сборников, которые так популярны были в до монгольский период нашей истории. Борзость — стремительность, быстрота слова — острое слово.
Заимствование народных пословиц от книжных изречений осознавалась до прошлого века. Таких выражений много в собрании пословиц Даля. Вот слова, приписываемые Апостолу Павлу, неоднократно воспроизводимые и почитаемые, известные в славянском переводе с 9 века: «Мёд в веселие дано бысть Богом, а не пьянство сотворено бысть». Веками обкатывая его в речах-разговорах, отлили наконец и в присловье, сказанное на одном дыхании: «Невинно вино — виновато пьянство».
Поэтический текст сжимается в пословицу. Образ, сохраняясь в целости, в быстрой речи позволяет заменить долгие речи знакомым символом, который представлен в расхожей пословице. Процесс мышления ускоряется, освобождённый от массы подробностей (не станешь же каждый раз повторять всем известный рассказ!), но при этом ещё облекался в национальный образ мысли. Изменение термина и его переосмысление отражает последовательные сгущения образно представленной мысли: от рассказа (анекдота, апофегматы, фацеции) к пословице, которая в свою очередь сокращалась до поговорки — совершенного символа прежней пословицы, а за тем отливалась в многозначности отдельного слова, уже впитавшего в себя безчисленные оттенки мысли, рачительно собранные из всех выражений, в которые некогда это слово входило. При краткости выражения наше слово стало крупнее, богаче, ярче, всегда при этом сохраняя свой исконный красочный образ. Рассказ о том, как доля-судьба возит дураку дрова, порождает пословицу «дураку счастье везёт», отсуда поговорка «ему везёт», что окончательно сгущается в единственном слове «везёт!». Это «везёт!» - совершенно иное слово, мало сказать — в переносном значении, мало добавить — в образном смысле. Это сжатый рассказ, о котором помнит всякий русский, когда использует слово. Бабушка или мама, рассказывая ребёнку старинные сказки, между прочим готовит его к умелому вдумчивому пользованию родным языком. Подробным рассказом она истолковывает те присловья, что встречаются ему в жизни. «Сказка ложь — да в ней намёк...» Тот самый намёк, без которого русской образной речи нет.
Нужно сказать, что сами пословицы очень точно отражают отношение русского человека к данной форме выражения народной мудрости. «Голая речь — не пословица», «Пословица задним умом живёт». От того-то в цене наиболее старые, веками осмысленные изречения. Она сама по себе никогда не бывает глупой, но в каждом случае её употребления человек себя выдаёт, и ясно каждому, каков он есть.
Книжные и разговорные формы всё дальше расходятся, потому что русский язык развивается, а книжная речь застыла в архаических формах; книжные и народные жанры словесности также постепенно разводятся в разные стороны.
И тогда происходит самое главное их изменение. Книжные сентенции при случае снова могут разрастись до нравоучительной проповеди, народный же афоризм, напротив, всё больше сжимается в лаконичную поговорку. Возрастая из текста, книжные формулы возвращаются в литературу; прорастая из реальной жизни, народные формулы становятся фактом языка, т. е. Сжатой идиомой.
Важнейшая особенность пословицы: каждый из нас воспринимает её как собственную речь — и вполне мог бы сам создать её. Словесный образ пословицы не стирается со временем, потому что в границах пословицы этот образ постоянно совершенствуется, обновляется, пословица избегает устаревших  непонятных форм.
Текучесть словесного наполнения народных изречений — удивительная их черта: изменяться, чтобы сохраняться! Смысл изречения важнее всего, и для сохранения смысла идут на самые разные упрощения.»

Сама книга крайне интересна, но авторский текст составляет порядка 20 страниц, остальные страницы книги посвящены древним текстам и их переводам, потому прочесть эти 20 страниц рекомендую всем, так как изложить её на 3 листах просто невозможно, многое было опущено, в том числе и великолепные примеры, говорящие сами за себя. Таким образом живёт русский язык, вобравший в себя всё богатство, опыт и мудрость поколений и народов; рассказы, притчи, наставления и остроумия сжимаются до поговорок и пословиц, а те, в свою очередь, до идиом, выраженных в одном слове, которое со временем находит своё употребление в новом рассказе или притче, обрастая новыми оттенками, а иногда и смыслами, затем снова сжимается до пословиц и новых по своей идее слов.
Естественно, всё это творчество характерно для русского народа и в отношении всего его мировоззрения — взгляда на жизнь, и влияет на его жизнь непосредственно, отражаясь в сказках, былинах, трансформируя так или иначе и мифы, как изначальные, так и заимствованные у других народов мира. Далее речь пойдёт о них. Приведу ещё один короткий пример из энциклопедии «Мифологический словарь» Мелетинского (Стр. 225). Он, словарь, достаточно хорошо передаёт отношение русского человека к своему языку, несмотря на то, что речь в нём идёт о героях мифов легенд и сказок:

«1) ИВАН ДУРАК, Иванушка Дурачок, мифологизированный персонаж русских волшебных сказок. Воплощает особую сказочную стратегию, исходящую не из стандартных постулатов практического разума, но опирающегося на поиск собственных решений, часто противоречащих здравому; смыслу, но в конечном счёте приносящих успех ;(существуют сказки, где И. Д. пассивный персонаж,;которому просто везёт, но этот вид сказок — результат определённой вырожденности); ср. также образ ;Емели-дурака, другого «удачника» русских сказок.
Социальный статус И. Д. обычно низкий: он крестьянский сын или просто сын старика и старухи,; или старухи-вдовы (иногда он царский сын, но; «не умный» или просто дурак; иногда купеческий ;сын, но эти варианты не являются основными).;Нередко подчёркивается бедность, которая вынуждает И. Д. идти «в люди», наниматься «в службу».; Но в большей части сказок ущербность И. Д.—;не в бедности, а в лишённости разума, наконец, ;в том, что он последний, третий, самый младший; брат, чаще всего устранённый от каких-либо «полезных» дел. Целые дни И. Д. лежит на печи (ср.; Иван Запечный, Запечник), ловит мух, плюёт в; потолок или сморкается, иногда он копается бесцельно в золе (Иван Попялов — см. Попел), если; И. Д. призывают к полезной деятельности, то только ;для того, чтобы сбросить с себя собственные обязанности: так, старшие братья, которые должны;ночью сторожить поле от воров, посылают вместо ;себя И. Д., а сами остаются дома и спят. В сказке, ;где И. Д.— купеческий сын, он ведёт беспутный образ жизни, пропадая по кабакам. Существенно ;противопоставление И. Д. его старшим братьям (чаще всего выступающим без имён): они делают нечто; полезное (иногда, обычно косвенно указывается,; что старший брат пахал землю, а средний пас скот),;тогда как И. Д. или ничего не делает, или делает; заведомо бесполезные, бессмысленные (иногда антиэстетические, эпатирующие других) вещи, или; же выступает как заменитель своих братьев, нередко неудачный, за это его просто бьют, пытаются ;утопить в реке и т. п. сравни известный мотив — ритуальное битьё и поношение дураков, например,; во время средневековых «праздников дураков». Он ;не женат в отличие от братьев и, следовательно,; имеет потенциальный статус жениха. Место И. Д.; среди братьев напоминает место «третьего», младшего брата типа Ивана-Третьего (Третьяка) или; Ивана Царевича. Обычная завязка сказок об И. Д. —; поручение ему охранять ночью могилу умершего ;отца или поле (гороховое) от воров или некоторые; другие обязанности (например, снести братьям в; поле еду и т. п.). Иногда он выполняет эти поруче;ния в соответствии с его «глупостью» крайне неудачно: кормит клёцками свою собственную тень;;выдирает глаза овцам, чтобы они не разбежались;; выставляет стол на дорогу, чтобы он сам шёл домой; (на том основании, что у него четыре ножки, как ;у лошади); надевает шапки на горшки, чтобы им ;не было холодно, солит реку, чтобы напоить лошадь, и т. п., набирает мухоморов вместо хороших; грибов и т. д.; в других случаях он применяет; правильные по своей сути знания в несоответствующей ситуации: танцует и радуется при виде похорон, плачет на свадьбе и т. п. Но в других случаях ;И. Д. правильно выполняет порученное задание, и; за это он получает вознаграждение (мертвый отец ;в благодарность за охрану его могилы даёт И. Д.; «Сивку бурку, вещую каурку», копьё, палицу боевуюю, меч-кладенец; пойманный И. Д. вор даёт ему; чудесную дудочку и т. п.). В третьем варианте поступки И. Д. кажутся бессмысленными и бесполез;ными, но в дальнейшем раскрывается их смысл:; отправившись служить, чтобы выбраться из нужды, ;И. Д. отказывается при расчёте от денег и просит; взять с собой щенка и котёнка, которые спасают ;ему потом жизнь; увидев горящую в костре змею, ;И. Д. освобождает её из пламени, а она превращает;ся в красную девицу, с помощью которой он получает волшебный перстень о двенадцати винтах ;(благодаря ему он преодолевает все трудности, а; красная девица становится его женой). С помощью;волшебных средств и особенно благодаря своему; «неуму» И. Д. успешно проходит все испытания; и достигает высших ценностей: он побеждает противника, женится на царской дочери, получает и; богатство, и славу, становится Иваном Царевичем,; т. е. приобретает то, что является прерогативой и ;привилегией других социальных функций — производительной и военной. Возможно, И. Д. достигает; всего этого благодаря тому, что он воплощает первую (по Ж. Дюмезилю) магико-юридическую функцию, связанную не столько с делом, сколько со словом, с жреческими обязанностями. И. Д. единствен;ный из братьев, кто говорит в сказке (двое других ;всегда молчат), при этом предсказывает будущее,; толкует то, что непонятно другим; его предсказания ;и толкования не принимаются окружающими, потому что они неожиданны, парадоксальны и всегда направлены против «здравого смысла» (как и; его поступки). И. Д. загадывает и отгадывает загадки, т. е. делает то, чем занимается во многих ;традициях жрец во время ритуала, приуроченного ;к основному годовому празднику. И. Д. является ;поэтом и музыкантом; в сказках подчёркивается; его пение, его умение играть на чудесной дудочке; или гуслях-самогубах, заставляющих плясать стадо. Благодаря поэтическому таланту И. Д. приобре;тает богатство. И. Д. — носитель особой речи, в кото;рой, помимо загадок, прибауток, шуток, отмечены ;фрагменты, где нарушаются или фонетические, или ;семантические принципы обычной речи, или даже; нечто, напоминающее заумь; ср. «бессмыслицы»,;«нелепицы», языковые парадоксы, основанные, в; частности, на игре омонимии и синонимии, многозначности и многореферентности слова и т. п. (так,; убийство змеи копьём И. Д. описывает как встречу ;со злом, которое он злом и ударил, «зло от зла умерло»). Показательно сознательное отношение к загадке: И. Д. не стал загадывать царевне-отгадчице; третьей загадки, но, собрав всех, загадал, как царевна не умела отгадывать загадки, т. е. загадал; «загадку о загадке». Таким образом, И. Д. русских;сказок выступает как носитель особой разновид;ности «поэтической» речи, известной по многим ;примерам из древних индоевропейских мифопоэтических традиций. И. Д. связан в сюжете с некоей; критической ситуацией, завершаемой праздником; (победа над врагом и женитьбой), в котором он ;главный участник. Не смотря на сугубо бытовую; окраску ряда сказок о нем, бесспорны следы важ;ных связей И. Д. с космологической символикой,; на фоне которой он сам может быть понят как; своего рода «первочеловек», соотносимый с мировым деревом и его атрибутами; ср. концовку сказки,; где И. Д. добыл «свинку золотую щетинку с двенадцатью поросятами и ветку с золотой сосны, что ;растёт за тридевять земель, в тридесятом царстве,; а ветки на ней серебряные, и на тех ветках сидят; птицы райские, поют песни царские; да подле сосны ;стоят два колодца с живою водою и мертвою». Иногда в связи с деревом выступает еще один характерный мотив: в его ветвях И. Д. пасёт своего коня ;(ср. распространенный мотив «конь у мирового дерева» или «конь мирового дерева», ср., в частности,; скандинавское мировое дерево Иггдрасиль, «конь ;Игга» — Одина, при том, что Один, висящий на; этом дереве, получает магические знания). Алогичность И. Д., его отказ от «ума», причастность ;его к особой «заумной» (соответственно — поэтической) речи напоминает ведущие характеристики; юродивых, явления, получившего особое развитие;в русской духовной традиции. «Юродивость» характеризует и И. Д. в ряде сказок. (В. В Иванов, В. Н. Топоров.;)

2) ИВАН ЦАРЕВИЧ, Иван Королевич, мифологизированный образ главного героя русских народных сказок. Его деяния — образец достижения ;наивысшего успеха. Универсальность образа И. Ц.; в том, что он — «Иван», т. е. любой человек, не; имеющий каких-либо сверхъестественных исходных; преимуществ; одновременно «Иван» и «первочеловек», основатель культурной традиции, демиург в; том смысле, что совершённые им деяния как бы ;приравниваются по значению к космологическим ;актам, непосредственно продолжают их на человеческом уровне, образуют социальную структуру человеческого общества и задают как высший социальный статус, так и правила его достижения.; Всеобщий характер парадигмы, определяемой образцом И. Ц., вытекает из того, что герой в этой ;функции практически всегда «Иван» и что большинство других сказочных героев тоже «Иваны» — с уточняющими характеристиками или без них, ср.:;Иван, Иванушка, Ивашка, Иваныч, Иван богатырь,; Иван бурлак, Иван крестьянский сын, Иван солдатский сын, Иван девкин сын, Иван гостиный; сын, Иван Дурак, Иван Несчастный, Иван Бессчастный, Иван голый, Иван вор, Иван Горох, Ивашка ;белая рубашка, Ивашко Запечник и т. п. (сравните Иваны; солдатские дети). Особый интерес представляют; Иваны, объединяющие в своем имени (а в значительной степени и в своем образе) человеческое; и животное, ср. Иван Сученко, Иван Быкович, Иван ;Коровий сын, Иван Кобылий сын, Ивашко Медведко. Одни из этих «Иванов» выступают как действующие лица в тех же сюжетах, где участвует; и И. Ц., то как его спутники и помощники, то как; его явные или тайные недоброжелатели, другие; оказываются ипостасями И. Ц., особенно Иван дурак. Не редко экспозиция сказки об И. Ц. Строится; так: у родителей (царя и царицы, крестьян и т. п.; или без каких-либо уточнений) было три сына,; двое было умных, а третий — дурак (не умный,; не очень умный и т. п.); Иван дурак может быть; Царевичем уже по рождению или становится им; по достигнутому им новому и более высокому ста;тусу (Иван крестьянский сын). В начале сказки И.;Ц. оказывается в худшем (менее привилегированном,; более сложном или опасном) положении, чем все; или, точнее, чем другие, которые предназначены ;для решения той задачи, которую, в конце концов,; выполняют не они, а И. Ц. Это «худшее» положение; состоит в том, что если И. Ц. царский сын, то; последний, третий (Иван третий), самый младший,; которому предпочитаются старшие его братья.; Ущербность И. Ц. часто подчёркивается тем, что он ;дурак (иногда немой), который делает всё невпопад. ;Когда И. Ц.— крестьянский сын, то при наличии ;«природных» царевичей он как бы не имеет с самого начала прав на то, чтобы стать царевичем. Кроме; того, положение И. Ц. в начале сказки более всего ;осложняется исходной «недостачей»: И. Ц. или; наказывается родителями и “изгоняется из дому за ;какой-то поступок или обязан — по повелению из;вне или по собственному долгу — выполнять некую; опасную и сложную задачу, в любом случае связанную с риском и геройством, что вызывает прохождение И. Ц. через такие испытания, которые ;и делают его достойным статуса «царевича». Мифопоэтический смысл сказок об И. Ц. кроется в этих; испытаниях (ср. инициацию, которую В. Я. Пропп; считал ритуальной основой для формирования волшебной сказки). Удача возможна только в крайнем случае, когда И. Ц. готов к смерти, когда он; фактически оказывается в ее царстве, но делая; там единственные правильные ходы (благодаря; собственным высоким качествам — смелость, сила,; храбрость, наблюдательность и т. п. или внимательности к полезным советам), находит выход из ;нижнего мира и возвращается к жизни преображен;ным. В основе этого контакта со смертью и достижения через него «новой» жизни, связанной с обладанием высшими ценностями, лежит та же схема,; что и в «основном» мифе о битве громовержца ;(см. Перун) со змеевидным противником, и в этом; смысле сказка об И. Ц. продолжает этот миф в; трансформированном виде и обнаруживает свою ;максимальную мифологичность именно в эпизодах,; связанных с пребыванием в подземном царстве. В целях ликвидации «недостачи» И. Ц. отправляется на поиски исчезнувшей (похищенной) царевны; или царицы; его нередко сопровождают два старших брата (или два встреченных по пути спутника),; которые оказываются мнимыми помощниками; когда путешественники приходят к яме, провалу, дыре,; колодцу, пещере и т. п. и И. Ц. спускается по веревке вниз, его братья (спутники) предательски обрывают веревку — сразу же или в конце, когда И. Ц.,; выполнив задачу, хочет вернуться на землю, И. Ц.;оказывается покинутым: он одинок, и теперь он ;может надеяться только на себя. В нижнем царстве (иногда оно делится на три царства — медное,; серебряное, золотое) он обнаруживает царевну (или; трех царевен), вступает в смертный бой с прилетевшим внезапно Змеем (часто огненным), пленив;шим царевну (царевен); он отсекает ему три головы (иногда последовательно три, шесть, девять; или двенадцать), освобождает царевну; при этом ;сам И. Ц. близок к смерти или даже оказывается ;убитым, но возрождается с помощью «живой» воды,; приобретает силу благодаря «сильной» воде и, ;наоборот, лишает Змея его мощи, вынудив его хитростью отведать «бессильной» воды. В заключение; И. Ц. выбирается из подземного царства с помощью; данного ему волшебного яйца (или трех яиц), в; которое «скатывается» царство, или высокого дерева, орла, выносящего его на землю, и т. п. Все эти; детали отсылают к образам нижнего мира, стихии ;воды и огня, жизни и смерти, мирового древа и ;мирового яйца и т. п., т. е. к неизменным компонентам космологической картины, которые многое; объясняют в схеме «основного» мира. Оказавшись ;на земле, И. Ц. достигает высшего из возможных ;статуса (иногда этому предшествует «катание» яйца, из которого «разворачивается» новое царство;со всеми его ценностями). Этот статус определяется женитьбой на спасённой царевне, приобретением богатств (добра, драгоценностей), царской; властью. И. Ц. в сказочных сюжетах связан с братьями (иногда и сестрой, которая, между прочим,; временно становится его женой), помощниками ;(дядька Катома, Никанор-богатырь, слепой бога;тырь, старичок, старушка и т. п.), с царевной невестой; с Иваном Сученко, Иваном Быковичем, Иваном Коровьим сыном (Буря-богатырь), Иваном Ко;былиным сыном, Белым Полянином, Вертодубом,; Вертогором (сравните также Горыня, Дубыня и Усыня); ;с злой сестрой, ведьмой, Ягишной, Норкой-зверем,; Кощеем Бессмертным, Змеем; с Солнцевой сестрой,; Василисой (или Еленой) Прекрасной, Марьей Моревной, с Жар-птицей, серым волком и т. п. В целом; И. Ц. может быть соотнесен с образом мифологического героя, прошедшего через смерть, обретшего новую жизнь, с сюжетом глубинной связи уми;рания и возрождения.
(В. В. Иванов, В. Н. Топоров.)»


Изложив некоторую суть, попробую показать некоторые интересные моменты, не совсем однозначные, но всё же. Показателен И. Д. русских; сказок, который выступает как носитель особой разновид;ности «поэтической» речи, и которая, несмотря на его вроде как отказ «от ума», делает его более мудрым, по сравнению с другими героями. Интересен и элемент с древом и двумя колодцами с мёртвой и живой водой, напоминает Библейское повествование о древе жизни и древе познания добра и зла (вкусишь от него, смертью умрёшь Бытие 2:17), познав которое, человек, отделяясь от Бога антологически, начинает познавать себя таким, какой он есть на самом деле - без Бога.
Другим проявлением того же героя является И. Ц., тоже несколько схожий со смыслом Библейской фабулы, в смысле самопознания и испытания себя, который по повелению из;вне или по собственному долгу — выполнять некую; сложную задачу, в любом случае связанную с риском и геройством, что вызывает прохождение И. Ц. через такие испытания, которые ;и делают его достойным статуса «царевича». Удача возможна только в крайнем случае, когда И. Ц. готов к смерти, когда он; фактически оказывается в ее царстве, но, делая; там единственные правильные ходы (благодаря; собственным высоким качествам — смелость, сила,; храбрость, наблюдательность и т. п. или внимательности к полезным советам), находит выход из ;нижнего мира и возвращается к жизни преображен;ным.
В целом;, И. Ц. может быть соотнесен с образом мифологического героя, прошедшего через смерть, обретшего новую жизнь, с сюжетом глубинной связи уми;рания и возрождения.
Здесь для темы статьи наиболее важно отношение русского человека к так называемой «поэтической» речи, которая делает самого заурядного Ивана носителем мудрости, дарованной ему вниманием к языку.
По сути же, язык - это и есть народ, так как именно язык определяет все народные ориентиры, приоритеты, ценности, ментальность, характер, отношение к жизни и окружающему миру, его нравственную (внешнюю), и духовную (внутреннюю — помыслы, желания) жизнь. Потому самым важным в народе и для народа является его язык, его осознание, его понимание и умение им владеть, так как он формирует человеческий разум и даёт ему главные инструменты для решения любых задач.


Заключение

Задачей статьи было показать простую, но не очевидную для многих истину — когда народом пытаются манипулировать и управлять не с благой целью, главной его задачей является сохранить себя, и всё со временем встанет на свои места. Когда интересуешься родным языком, то понимаешь это со всей очевидностью. Когда читаешь книги того же Мухина, слушаешь передачи Мироновой, читаешь труды Колесова, с трудом себе представляешь, как все эти враги нашего отечества, да и других народов, которые пытаются получить власть над миром со всеми своими технологиями и искусственным интеллектом, как они собираются сохранить контроль над этой богатейшей жизнью. В долгосрочной перспективе - это в принципе немыслимо, в ближайшей - вполне возможно, но это не стоит отчаяния, но стоит надежд и деятельного участия в сохранении своего языка и своего народа. Для этого не нужно много знать, но мыслить и совершать поступки, достойные наших предков необходимо. История, переходящая через настоящее в будущее -  неотъемлемая часть успеха в этом деле.
По поводу надежд этих недалёких масс, противляющихся здравому смыслу, на Искусственный Интеллект (ИИ) -  это достойно всякого восхищения их недальновидностью и верой в свои религиозномировоззренческие заблуждения.
В смысле логики машинального "разума", он (ИИ), возможно и "само обучается", но логика сего "обучения" ограничена алгоритмом работы программного кода, не говоря уже о том, что в процессе её "самообразования" не образуется в чипе никаких дополнительных транзисторов, контактов и соединений по аналогии с нейронами мозга человека. Это если на биологический уровень позариться. Если же заглянуть в разум человеческий, то на мой взгляд, разум категория духовная, которой мозг по сути до лампочки, но мозг, естественно,  является связующим звеном между человеческим телом и душой, через него человек (как душа) воспринимает всё вокруг на уровне ощущений физической реальности и управляет своим телом, естественно, обладает и памятью, и прочими функциями физиологическими, но сам по себе разум - это духовная категория. То есть, это по сути не вычислительная мощность калькулятора, к которой сегодня постепенно подводят интеллект, а творческое начало, неотделимое от собственной свободной природы, сутью которой является процесс человеческого мышления, который, в свою очередь, заключается в смыслах, образах и идеях, заложенных в словах (мыслях). То есть разум - это не вычислительная мощность, а творческое начало, способное творить новое в тех категориях, в которых никакое ИИ даже "фантазировать" не в состоянии, как и их проектировщики в большинстве. Естественно, разум прямо связан с жизнью как с явлением, с её течением, со всеми вытекающими, с личностью и с его настроением и состоянием, о чём ИИ при любом доступном ему опыте никогда представления иметь не будет, так как личность одно из понятий, которое вообще определения не имеет, так же, как не имеет определения понятие Бог или красный цвет, или зелёный, так как относится к категории простого, того, что можно только познать империческим путём, но не описать набором каких-либо свойств. Потому и перенос личности в цифровую среду в целях «безсмертия» - из той же серии заблуждений.
Потому ИИ, по сути, как разум -  это профанация, а как инструмент управления и обработки больших данных, включая частные  данные, он потенциальный превосходный инструмент, впрочем способный также потенциально натворить делов, коли его разные "недалёкие" люди программируют. Боюсь, что даже если его программируют адекватные умные люди, и если ему поставят задачу решить проблемы человечества, то он, проанализировав виртуальные данные, придёт к не утешительному для людей выводу.…
Что же касаемо разума человеческого, возвращаясь к православному осмыслению явления, то человек был создан по образу Божию, из чего, в свою очередь, следуют фундаментальные свойства. По образу Бога человек был сотворён в следующем смысле. Бог открылся в христианстве как Святая Троица, образ которой описывается в том, что Бог Отец предвечно рождает Бога Сына, и от Бога Отца предвечно исходит Дух Святой, смысл таков: Бог Отец есть Разум, от которого предвечно рождается Бог Сын (Иисус Христос, Логос с греч. Слово («Мысль»)), и от Отца же Разума исходит Дух Святой, который есть вектор, направление действия, выраженное в Святости. Каждая из этих ипостасей является личностью и частью Единого Божества - страшно грубо, потому как человеческий язык примитивен, а русский язык по сравнению с церковнославянским сильно упрощён, но в общих чертах, как-то так. Естественно, человек создан по образу Бога в том смысле, что он обладает разумом, который, в свою очередь, способен рождать мысль в определённом духе, в условии свободы от страстей - в духе, приближенном к Святому, в условиях погружения в земную плоскость и в страсти - в духе, приближенном к животному естеству или дьявольской гордости. Конечно, сравнение смысла образа человека и Бога, наверняка можно уподобить простому святоотеческому выражению, чтобы выразить разницу понятий, а она примерно на том же уровне, на каком уровне разница между Горшечником и горшком.
Однако разум, имеющий творческое начало, способен на то, на что не способен, по сути, ни один «горшок», изобретённый человеком, вроде ИИ, так как только человек по-настоящему способен рождать новые смыслы и новые идеи, обусловленные его природой, свойствами и нравственной свободой выбора, которая неотделима ни от такого понятия как творчество, ни от такого понятия как Любовь, которой, по существу, и является Бог в православном христианском откровении.
Лично на мой взгляд, ни надежда на разум человеческий, ни надежда на Божий промысел не исключают друг друга, а, по сути, надежда одна - на то, что разумом своим русский народ сможет осмыслить свою роль в этой исторической бытийной действительности и возвратиться на путь Божественного промысла, не угодив высокоумием своим на путь земной плоскости и житейской гордости, находящийся на дороге пространной, по которой многие шествуют в Ад. Надеюсь на то, что слова Аксакова и Игнатия Брянчанинова не станут пророческим приговором для русского народа:

«Бедствия наши должны быть более нравственные и духовные. Обуявшая соль [Мф. 5;13]  (духовно-нравственный упадок народа) предвещает их и ясно обнаруживает, что народ может, и должен, соделаться орудием гения из гениев (Антихриста), который наконец осуществит мысль о всемирной монархии, о исполнении которой уже многие пытались»  Игнатий Брянчанинов.

«Прогресс, отрицающий Бога и Христа, в конце концов становится регрессом; цивилизация завершается одичанием; свобода - деспотизмом и рабством. Совлекши с себя образ Божий, человек неминуемо совлечет, - уже совлекает с себя и образ человеческий, и возревнует об образе зверином.» И. С. Аксаков.

КНИГИ ПО ЯЗЫКОЗНАНИЮ
Название: Древнерусская цивилизация. Наследие в слове.
Автор: Колесов В.В.
Описание: Энциклопедическое издание «Древнерусская цивилизация. Наследие в слове» является итоговым трудом выдающегося русского ученого Владимира Викторовича Колесова. Оно завершает и подытоживает многолетние исследования автора по истории русского языка и развитию ментальности древнерусской цивилизации.

Первая часть издания посвящена исследованию социальных терминов Древней Руси, вторая – этических категорий, третья – эстетических и этических терминов, четвертая показывает последовательное мужание мысли в русском сознании и связанными с ним формами познания – это, собственно, и есть описание древнерусской ментальности.

При подготовке своего труда автор пользовался материалами более чем 30 книгохранилищ и библиотек – различными периодическими и одиночными изданиями древних текстов, число которых приближается к 300, а также 24-мя авторитетными многотомными словарями.

Список использованной литературы содержит до 450 наименований - и это только те материалы, прямые ссылки на которые присутствуют в тексте.
В словоуказателе, который объединяет все части этого труда и превращает его в филологическую энциклопедию древнерусской цивилизации, представлено более 4 000 слов, которые так или иначе объясняются в труде.

Колесов В. В. Древнерусская цивилизация. Наследие в слове / Словоуказатель – Н. В. Колесова / Отв. ред. О. А. Платонов. — М.: Институт русской цивилизации, 2014. — 1120 с.

В оформлении обложки использованы картины В. Васнецова «Баян» и И. Билибина «Изгнание хана Батыги».