Фантазии на тему спасения...

От берегов заснеженной Невы
Минуя крупные посёлки и разъезды,
Окольными путями до Москвы,
Меняя лошадей, я погружался в бездну.

Фортуна ниспослала мне спасенье,
Дав шанс, благословенный Богом,
Жизнь отобрав, безвинную, кузена.
Служить ему я должен благодарным слогом!

Был путь не близок и таил угрозы,
Я сознавал, что быть могу раскрытым.
Суровая неумолимость прозы:
Попасть в подвал и снова быть убитым.

Веление свыше: я окинул взором
Бессмысленность, беспечность прежней жизни:
Скандалы, кутежи препроводил укором
От ранних юных лет и, видимо, до тризны.

В своих творениях  выразил себя,
Мою любовь к России, к людям, к деду,
К цветам, берёзам, что перстами шевеля,
На горке шепчутся, мигая клёну – моему соседу.

Жестокий миг расплаты наступил,
Когда кузен – двойник мой поневоле
В капкан, поставленный нелепо, угодил,
Мне уготованной,  не ожидая, роли.

Кузен мой, Серафим, портретно схож со мной.
Мы в детстве забавлялись этим сходством.
Его проступок слыл моей виной,
Хоть был моложе он,  чуть ниже ростом.

Копна волос и лиц голубоглазость
Нам помогала подменять друг друга,
Хоть в голосах прослеживалась разность,
И не случилось мне ходить за плугом.

Есенин Серафим приехал погостить
На несколько деньков, со мною повидаться.
Себе я не  смогу простить,
Что в «Англетер» привёз его остаться.

В тот вечер судный был я приглашён
К Мариенгофу по делам приватным.
Остался на ночлег, поскольку был хмелён,
Поутру был сражён известием отвратным.

Из сводки новостей страна узнала,
Что в Англетере я себя подвесил,
На опознание «меня» милиция позвала
Моих друзей, весь мир повсюду тесен.

Поскольку с Серафимом были мы похожи,
К тому же травма исказила внешность,
Неудивительно, что всеми был опознан
И быстро похоронен – следствия небрежность.

Тяжёлая депрессия, как туча грозовая,
Меня подмяла, измочалив нервы.
Был бесконечно одинок, как «песня лиховая»,
Как василёк – цветок, попавший в жернов.

Несметные поэзии богатства,
Переполнявшие мою шальную душу,
Поблекли, растворились точно паства,
Оставившая храм, где пастор водку глушит.

Тоскливые безрадостные дни
Текли уныло, мрачно и тягуче,
Как многочисленные, мхом покрыты пни,
Или, как ветви бледных ив плакучих.

Мариенгоф ко мне был трогательно мил,
Скрывая от милиции, как адомант от вора,
Он для меня придумал псевдоним:
Осинин Серафим, спроворил паспорт.

Я мельнику Луке отправил письмецо
С ответом на его приветное «письмишко»,
Представив доброе, в муке, лицо,
Я попросился на ночлег под крышу.
 

продолжение следует...