на день поэзии

Г. Державину и С. Петрову

Возможен ли в природе диалог? –
Как правило, один всегда вещает,
То вдохновенно – Пушкин или Блок,
Не то портками машет или щами
Бравирует на просвещенья спесь. –
Почувствуйте, Кулибины Европы,
Как связаны величие и лесть,
Кровавики, цитрин, гелиотропы.

Сквозь линзу камня, губ не шевеля,
Я говорю, и лики безмятежны,
На монолог рассчитаны поля,
И птицы-пересмешники прилежны,
И выстрелы чернеют на крылах,
И воздух исчезает из простора
Сквозной звездою о пяти углах,
Попыткой диалога, разговора.

*

Я слушаю, но слышу тишину,
И редкие сигналы эхолота
Фиксируют провал, где я тону,
Хотя и упираются во что-то… –
Наверно, в речь – фундамент пирамид
Вот так же погружается в пустыню. –
Молчит у сфинкса сердце, не болит,
И он не проецирует богиню
Любви на воплощенный идеал,
На статую, на голос, на загадку,
На лесть и восхищенный хор похвал,
Нелепую приверженность порядку.

Но я не сфинкс, и мне века не в счет,
Я слушаю весьма нетерпеливо,
Как видящий комету звездочет,
В надежде, что она промчится мимо. –
Напротив! – жду – то хаосом объят,
То отзвуку гармонии покорен,
Когда свершит свою работу яд
И плевел не останется у зерен.

И голос мой вернется с вышины,
Я повторюсь и спутников увижу. –
Слова и знаки преображены –
Чем шире звук, тем основанье ниже.

*   *   *

Нет разницы меж грифельной доской
И письменами на воде и хляби,
Песке зыбучем, облаках рукой –
Всё сводится к неразличимой ряби,

Искусству иероглифа, мазка,
Умению зачеркивать, распаду –
Не столь пересыпанию песка,
Сколь облаку, влекущему монаду. –

И лес издалека неразличим,
И реки, изгибаясь прихотливо,
Не требуют от вечности причин.

Пространство от отлива до прилива
Обнажено, как чистая доска,
Где прежние нестершиеся знаки
Руинами торчат из-под песка. –

Вот так и мы.
…………………………………………
Но минет час собаки,
И новые языки повторят
Черты и резы, радугу и гаммы. –

Пииту совершенен звукоряд
К Державину от века Мандельштама.
…

БОСХ

Сергею Петрову

I

Вот язвы прижигают у костра,
По черепу доносятся удары,
На телеса азартная игра
Меж чресел любодействующей пары,
Свисток и хвостик поросячий зад
Венчают одинаково задорно,
Сосцы над жутким варевом висят,
И желчь течет изгибами Элорна,
И косит всяк соседа за спиной
То вилами, то плетешком и шилом,
Чужой одеждой вытирает гной
И бородавки трогает зубилом. –
Не время заливать за воротник. –
Забвение? Сон разума? Геенна? –
Дрянной у Бога ангел-ученик,
И в ночь преображается Селена
Обсиженным химерами крыльцом
Златых веков на проклятом портале,
Изваянная ртутью и свинцом,
Что месиво, гниющее в подвале. –
И там скользят по плесени шаги,
Ни красоты, ни разума, ни чуда,
Ни облака, ни облика, ни зги. –

Молчи, Иеронимус – ты оттуда.

II

Иеронимус Босх! –
Ирония есть воск,
Хранящий сладость дней, –
Медь Клодтовых коней
В полете эпиграмм
Важней эпиталам.
Сквозь галерею лиц,
Стервятников из птиц,
Шакалов и гиен,
Сквозь смрад, и мрак, и тлен
Парит твоя тоска. –
Прочь, средние века! –
Прекрасное живет,
Корабль уплывет,
И берег полон сот,
Пусть вязок, сплошь осот,
Но никого не жгут,
Никто не держит трут,
Убожество ушло
В картины, ни крыло
Архангела Суда,
Ни мерзкая среда
Не вышли из холста –
Вне воска лишь Пьета. –
Младенец? – нет, жена. –
Летите, семена.

III

…словно в петлице у трупа гвоздика.

…Что парафином поросло, гусиной кожей,
То перепутало число, живет в прихожей
Меж мятых пыльных пиджаков, подкладок ватных,
Старья, добра без кулаков, перчаток латных,
Скрипучих выщербленных лье и лиг паркета,
Как будто было на земле и то и это,
Как будто яблоками воск сиял и плавил,
Не умирал в картинах Босх, не нам оставил
От кисти – судорожный жест, от века – тики,
От орхидеи – дикий пест, от дна – гвоздики,
От сохраненного – порок, провал, проломы,
Отпарафиненный пророк нейдет в хоромы,
Стоит у входа, поражен, по Фрейду, в пятку,
А Феникс там, за рубежом, что вошь, вприсядку…

*   *   *

А.Б.

В какой-то момент ты берешь проститутку,
А дома сидит молодая жена,
И падаешь в пропасть, но веришь рассудку,
Что плоть недостаточно укрощена. –
И друг помогает участием, словом –
Возводит миры и низводит миры,
Предчувствуя истину в дивном и новом –
А здесь остается терпеть до поры.
А небо крылато, а звезды падучи,
И дева поет, или дагерротип
Тускнеет и гаснет, что почерк летучий,
Что порт перед бурей, что древний Магриб.
А годы качают, и терпится худо,
И плоть выгорает в огне, без огня –
Прощай, Магдалена, нелепое чудо,
Неспетая песня – живи без меня.