Золя

I

Ведь мог же, никого не зля,
сливая тихо желчь в реторту,
писать о чём-нибудь Золя,
свой чай закусывая тортом,

ходить на скачки, в шапито,
лягушек собирать в каналах...
Так нет же, лепит бог весть что
и пробивается в журналах.

II

Не усмирив несносный нрав,
своё злоречие, — увы! —
считает, что один он прав,
а власть и судьи неправы.

Он огрызается, как лев,
строчит статьи, как Цицерон,
уже изрядно обнаглев,
желая втайне влезть на трон.

Но целеустремлённость зла
или расслабленность добра,
запутав прежние дела,
куда грознее, чем вчера.

И свежей крови жаждет свет,
трибуны требуют конца,
писатель есть, и его нет,
зато все чтут Дюма-отца.

III

Пять ногтей, как и когтей на лапе, —
зверь, порой, добрее может быть.
Мерзок человек, всю эту накипь
выловить половником и слить.

Ценятся доступность и вульгарность,
чистота и ум — наперечёт,
щедрость — миф, под словом «багодарность»
подразумевается расчёт.

Побеждают наглостью невежды,
подлостью пути себе мостят,
и, пожалуй, никакой надежды
чем-нибудь исправить этот ад.

Высокопоставленные лица
всяческие пишут кренделя
и не ожидают отразиться
в беспристрастном зеркале Золя.

Для чего сей быт другой эпохе,
пахнущий гнильем натурализм?
Лжёт историк, мемуары плохи,
романист описывает жизнь.

В наши дни нам правда не простится,
до неё читатель не дорос.
Но однажды честные страницы
сунут человечеству под нос.

IV

Чужой бедой не озадачат,
ещё метнут вслед стаю стрел.
И стар и млад везде судачат
о том, как гений угорел.

Век нежится в болотной жиже,
стремятся к роскоши нули,
ликует Рим, ну, а в Париже
своих великих извели.