Аксинья

Молва судачит, что чужого увела.
Случилось так, да и кому какое дело?
Ну разве от жены его взашей гнала?
Она всего лишь им любимой быть хотела.
Идя на жертвы от духовных до мирских,
Не просто речи ночью сладкие шептала -
Пошла бесстрашно против нравов хуторских,
Устоев сельских и обычаев восстала.
В чём бабье счастье, и за что пришлось страдать?
Из-за любови или слепого вожделения?
Но не хотелось вовсе ей о том гадать,
Уж слишком дорого с ним страстное сплетение.
К её «бесстыдной» красоте и он прирос.
Дарили пылко губы жадные желания,
Так дурнопьяном пахли завитки волос,
Что слаще не было за грех тот оправдания.
Он был бессилен
эту тягу укротить,
Неотвратимую, что к ней его манила.
Хотя вначале отступил, чтобы забыть,
Но неизбежность изменить, кому по силам?
Смогла лишь пуля у него её украсть.
И он с истерзанной душой,  во мраке мутном,
Свою взаимную безудержную страсть,
В яру глубоком схоронил тем
ранним утром.