Шелупонька охотницкая покаянная

         Шелупонька охотницкая               
          Покаянная
     1.
Через лета, через годы вдруг припомнишь иногда,
извергал какие шкоды ты по младости тогда.
Пусть теперь механизатор, семерых детей отец,
но какой был махинатор, комбинатор,  и стервец.

И родные, и соседи прилагали много сил,
дабы Федя «съел медведя» вновь чего не натворил.
А порою и ремнями завершалась чья-то месть,
так что после тоей драмы невозможно было сесть.

Но гоня меня сквозь терни, учиняя Крым и Рым,
понимала вся деревня, что Федяй неукротим.
То ли генность  в жилах жила, то ль ещё чего винить,
но шкодня, как в попе шило, просто не давала жить.

2.
Стырив дедову двустволку, чтоб исполнить свой каприз,
я решил пойти на волка, на медведя, и на лис.
А с собою на охоту, для подспория в борьбе,
наподобье Дон-Кихота, выбрал спутника себе.

Санча мой, по кличке Шлёпа, из породы чёрт те что,
был мне другом закадычным, как  амига, и кинто.
И набив рюкзак едою, гордо веря в чудеса,
два вояки, два героя, мы отправились в леса.

3.
Час, другой… Одни лишь птицы.
Впору было охренеть.
Вдруг в кустах зашелестело. Шлёпа взвизгнул обалдело.
Смотрим – впереди малинник.
А в малиннике … медведь..

Буйный Шлёпа грозно скачет. Я с досады чуть не плачу.
Мне себя и Шлепу жалко. Ведь медведище – ей, ей!
Только Шлёпе страх не ведом,
Шлёпа сам страшней медведя,
И допёк -  таки медведя Шлёпа храбрый,
как Персей.

Ну и я навёл двустволку.
«Будь, что будет!»
Жму без сил на курки. Да всё без толку.
Я ж её не зарядил.

Всё! Конец! Шепчу молитву, изготовясь погибать.
Но медведь был, видно, сытый, и ему на нас плевать.
Рыкнув, поглядел на Шлёпу, покосился на меня,
усмехнулся,  и потопал, косолапо семеня.

Ну и мы в тоске и злости с Шлёпой шлёпаем домой.
Шлёпа думает об кости, об мясистой, мозговой.
Ну а я об деде Тишке, опасаясь от души,
как бы он, меня словивши, той двустволкой не зашиб.    

4.      
Только дома радость, милость, и накрытые столы.
Слава Богу, возвратились, и целёхоньки, целы.
Дед, цедя хмельную бражку, изрекает, как поёт,
дескать, дурень ты, Федяшка, охламон и обормот!   

Но уже он не опасен, хоть перечить и нельзя.
Даже Шлёпа с ним согласен, наградной мосол грызя.
Мол, с промота, обормота никаку не слупишь мзду.
И с тобою на охоту я, хочь лопни, не пойду.   

Да и сам я, хоть бы гнали, по призыву, по суду,
хоть за орден, за медали, и за прочу ерунду,
даже Грамотой Почёта ни за что не соблазнюсь.
Потому что с той охоты
сам себя теперь боюсь.