Слово

Клевете поверив дерзкой,
СЛОВО
Во славу Господа Христа
В неделю пятую поста
                «Почитающиеся князьями народов
                господствуют над ними,
                и вельможи властвуют ими, но между вами
                да не будет так».

Это было в век жестокий,
В незапамятную старь,
Был в стране одной далекой
Полновластный государь,
И как водится обычно,
Сам почти не правил ей,
Но любимец деспотичный, по прозванью Досифей.
Все пред деспотом дрожали,
Все пред ним валились ниц
И у ног его лежали,
Не щадя колен и лиц.
Лишь один каким-то чудом
Раболепства понял срам
И не падал с прочим людом
Досифею к сапогам.
«Не по зависти и злобе,
Не по гордости пустой
Не хочу я той особе
Отдавать поклон земной,
Но на том лишь основаньи
Я решил так поступать,
Что лишь Богу почитанье
Так нам должно воздавать»-
Вот свое как поведенье
Объяснил тот человек,
Но кто эти убежденья
Мог понять в тот страшный век
И народ подобострастный
«Гордецом» его прозвал,
 И о вольности опасной
Скоро деспоту знать дал.
И искусство чье могло бы
Описать вельможи гнев:
Засверкал в припадке злобы
Он глазами, словно лев,
Был готов врага на части
Разорвать и поглотить
И клялся всю силу власти
Он своей употребить,
Чтоб со света сжить бесследно
Даже имя гордеца,
И весь род его зловредный
Уничтожить до конца.
И вот, выбрав день удобный,
Во дворце представил он,
Будто род такой-то злобный
Подрывает царский трон.
Клевете поверив дерзкой,
Царь казнить всех приказал,
И душой своею зверской
Временщик возликовал,
Приготовил столб громадный,
Чтоб повесить гордеца,
Предвкушая смерть злорадно
Ненавистного лица.
Жертва ж дикой неприязни,
Слезы лил и тосковал,
Перед часом страшной казни
Бога крепко умалял.
И души его в день грустный
Внял мольбам Владыка сил:
Досифея замысл гнусный
На него же обратил:
Самого на столб высокий
Вздернуть царь велел его,
Что воздвиг душой жестокой
Для врага он своего:
Человек нашелся близкий
При дворе у «гордеца»,
И раскрыть весь замысл низкий
Он сумел в стенах дворца,
И овт жизнью поплатился
За обман свой Досифей,
К гордецу же пристрастился
Царь тогда душой своей:
Стал он важная персона,
Пред царем всегда служил,
Но был честен он у трона,
Правду Божью свято чтил.
Это было в век свирепый,
Был народ тогда, как зверь,
Но времен тех дух нелепый
Не хранится и теперь?
Не найдешь ли пап и ныне
Или лучше Далай-лам,
От которых дух гордыни
Так в лицо и веет нам;
И надутые персоны,
Эти в том и видят власть,
Чтоб холопские поклоны
Принимать от ближних всласть.
В том лишь, кажется, отличье
Тех веков от наших дней,
Что Христос тогда величья
Не являл любви своей,
И творили все тиранства
По неведенью тогда,
Ныне ж слуги христианства
Сами гнут нас без стыда;
Крест Господень непрерывно
На груди своей хранят,
И в то ж время – вот что дивно-
Грубость дикую чинят.
Хоть не сильны стали папы
И не властны уж казнить,
Но при случае их лапы
Все же могут повредить,
И, как прежде, братья наши
Перед ними лебезят,
«Не испортишь маслом каши» -
Мудрость прадедов твердят.
Приучили нас владыки
Перед ними падать в прах,
Строить гаденькие лики,
Трепет чувствовать в сердцах,
Относить к числу утопий
Братство наше во Христе
И за норму нрав холопий
Чтить в душевной простоте.
Но ужель Господня вера
И любви Христовой свет,
Неужель они химера,
Иль мечты безумный бред?
Не затем ли Царь природы
К нам сошел с своих высот,
Чтобы радостью свободы
Заменить насилья гнёт?
На кресте не для того ли
Столько муки принял Он,
Чтобы рабства и неволи
Наконец умолкнул стон?
Деспотизма век бесславный
Навсегда Он осудил,
«Все вы братья, все вы равны»  -                /от Матфея  23,8/
На весь мир провозгласил.
Стонут все земные страны
От своих теперь господ,
Давят гнусные тираны
Человечество, как скот,
Я же новый дам порядок,
Строй иной установлю,
Тиранических повадок
Все следы в вас истреблю;
Властность, пышность, спесь и чванство
Лёд гордыни разобью,
Оггнь небесный христианства
Сердце вашему привью.
Кто из вас стоит у власти,
Сам быть должен всем слугой,
Укротить в себе все страсти,
Быть рабом любви святой.
И Меня в края земные
Не затем Отец послал,
Чтоб я почести пустые
От людей здесь принимал;
Нет, Он дал Мне повеленье
Самому им послужить,
И для ихнего спасенья
Даше душу положить».
Вот нам истины какие
Заповедал Царь веков,
И слова Его святые
Сонм хранил учеников.
До поклонов не охотник
Петр-апостол, видно, был,
И когда Корнилий-сотник
Перед ним их положил,
Он ему заметил строго:
«Впредь того не делай ввек,
Чтить так должно только Бога,
Я же грешный человек».
Он же пастыря в посланьи,
Наставляя, умолял,
Чтобы Божья достоянья
Властью он не угнетал. /I Петра 5, 1-3/
И едва ли бы поклона,
Тот апостол пожелал,
Что как брата Филимона
Дорогого умолял:
«Хоть я правом обладаю
Приказанье предъявить,
Но за лучшее считаю
По любви тебя просить».
Вот с каким смиреньем пишет
Правды Божьей верный раб,
Пусть с вниманьем это слышит
Ухо наших грозных пап.
Духа властного не слышно
И от этих кротких слов;
Мог придти бы с властью Пышной
Я, как ставленник Христов,
Но вам матерью быть нежной,
Братья, кротко, предпочел,
Тихо, кротко, безмятежно
Я себя среди вас вел».
И когда проститься с клиром,
Раб Христов прибыл в Милет
Не явил ли пред всем миром
Он любви великой свет.
На земь ниц не упадали
Перед ним в минуты те,
Но, как брата, обнимали
И лобзали в простоте.
Как все это непохоже
На теперешних владык,
Что, как гордые вельможи
Свой высоко держит лик.
Наконец и в откровеньи,
Что сын грома возвестил,
Все он рабьи поклоненья
Перед тварью запретил,
Даже силе мы небесной
Не должны их воздавать,
Лишь пред Господом уместно
Ниц на землю упадать.
Трёх апостолов я главных
Во свидетели привел,
И никто из этих славных
Властолюбья не почёл.
Во всей Библии священной
Одного я лишь сыскал,
Кто себе душой надменной
Поклоненья пожелал.
Кто ж на этот шаг ужасный,
Кто на этот грех дерзнул?
Враг Всевышнего несчастный
Князь бесов Веельзевул:
Знайте ж это Досифеи
Всех оттенков и цветов,
Знайте, чьи мутят идеи
Вашу мысль спокон веков.
Просвети их, Царь небесный,
С их очей завесу скинь,
Разум дай прямой и честный,
Сердце доброе. Аминь.