Вольный. Рассказ

Всякому свое счастье; в чужое счастье не заедешь.
                Даль
Ты ль, крылатый сын благодатной Майи,
Нас спасешь? Приняв человека образ?
                Гораций

Путешествие по южному Кавказу.

Вольный.

Рассказ.

  После того, как Груня его предала, нарушив супружескую верность и забыв одну из библейских заповедей: не прелюбодействуй, Иван Сысоев не мог в деревне жить и слушать бабские пересуды и, взяв двустволку, подарок отца, подался в лес.

- Бессердечный он, энтот наш Иван-то, из-за шлюшки Груни бросил родную мать на произвол судьбы и был таков, - жаловалась соседке Нюре мать Ивана, Евдокия Яковлевна. - Как теперича мне жить-то, а? А вот она-то осталась в деревне, никакого стыда, снова хвостом крутит перед очередным городским хахалем.
- Не переживай так, Дуня, проживём как-нибудь, мой Андрей будет тебе подсоблять по хозяйству.

  Всего год прошел, как Сысоев вернулся из С.Петербурга, где учился в классической гимназии, куда его приняли по ходатайству дальнего родственника по материнской линии. Всего год не доучился-то Иван, а после внезапной смерти родственничка его из гимназии отчислили. Он мечтал открыть в деревне школу, но его мечте не суждено было сбыться. Хорошо знал историю, латынь, античность, философию, особенно увлекался Плутархом, историком-биографом. Вообще-то, кому все это интересно, а? Так в унылом настроении рассуждал Сысоев. Леса у подножия Сионской горы, с густонаселенными деревнями, где жили своей жизнью, несколько семей староверов - молоканов без поддержки местных властей.
- Далеко ли путь держишь, молодец? – спросила барышня в фетровой шляпе с высокой тульей и с полями, остановив коня.
- Я анахорет, барышня, ищу одиночества, как у Некрасова: эх, одиночество круглое! Не посулю никому!
- Он еще писал о женщинах, об их горькой доле, деревенский староста, так называли его друзья. Привередливый мужичок, который в своем «Современнике» на пару со Щедриным рисуют многообразную картину современной русской жизни, прежде всего, крестьянства с его мечтами о всеобщем народном счастье. Утопия! - и громко захохотала.
- Вот тебе и Жуковский: и плач, и взрыд, и хохот, а может и плач Ярославны: Ах!Плачу я - вслух произнес Иван.
- Я вижу, что ты по говору не из мужиков, мне нужен работник. Одеждой, едой будешь обеспечен, жить будешь не в хлеву, а в моем замке, с прислугой.
- Нет, сударыня, я вольный, даже грамоту имею, как Эзоп. И тут уместно вспомнить Аль Маарри: среди лжецов я лицемером стал, как я от человечества устал. Вы, что, как Лахесис, одна из Мойр, определяете превратности судеб, счастье людей, которые честно живут, и мешаете им? - дерзнул Иван. Но, она ничего не ответила, пришпорив коня, ускакала.

Эта была графиня Раевская Лариса Петровна, двадцати пяти лет, хозяйка здешних земель и лесов, гордячка, обуянная гордыней, она не признавала ни Бога, ни царей, как  пушкинский Самозванец.

Иван вышел на берег большего озеро. Стояла тишина, был слышен гомон птиц, а на берегу никаких построек. Пока лето и шалаша достаточно, а там посмотрим, - подумал он. На скорую руку построив шалаш, решил разведывать в округе. Дичи было много. Вдруг он отчетливо услышал плескание воды внизу, решил спуститься и посмотреть. Молодая девушка вытаскивала из воды сеть. Боже мой, какое же диво тут? неужели она одна? Сноровистая рыбачка, ишь, как справляется сетью-то. Решил понаблюдать, интересно, как она со своей ношей будет подниматься в гору, ведь рыбы-то много. Она и не собиралась подниматься, уложив улов и сеть в заплечный вещевой мешок с карманами, исчезла. Наяда, точно наяда, из воды вышла и снова в воду. Он увидел её землянку, едва заметную в кустах. Иван, хотя был деревенский, но в лесу бесшумно ходить не мог, для этого нужно иметь особый навык.

- А вы за мной давно следите? Что же вам нужно? – держа наготове дробовик, переливчатым голосом, как у пеночки, спросила эта дриада.
- Да нет, я вас случайно увидел, просто охочусь на дичь, и всё, - отойдя за огромную чинару, тихо произнес Иван. Она была красива, глаза бирюзового цвета, а белокурые волосы были собраны на затылке в пучок. Из крыши землянки тонкой струйкой выходил дымок и уносился тихим ветерком.
- Тут земля графини Раевской, и она никому не разрешает ни рыбачить, ни охотиться, за это жестоко наказывает. – Я подумала, что вы один из её людей и следите за мной. Иван так и стоял за деревом, - а то стрельнёт еще, - подумал он.
- Нет, я отшельник, но не холоп, свободный, на Кавказе нет холопов - успокоившись, сказал Иван, садясь на пенёк.
- А вас, какие обстоятельства вынудили жить здесь? Кстати, меня зовут Иван.
- А меня, стало быть, Даша. Жениха моего, деревенского пастуха, староста до смерти избил, а меня хотел насильно против моей воли взять в жены. Вот я и сбежала. Вдруг она зарыдала, Иван чувствовал, как кровь бешено заполняет его тело. Наказать. Оскоплять его, как Урана. Жаль, что здесь нет секты скопцов - промелькнула мысль.
- Ты, Даша, дождись меня тут, в своей землянке, я за тобой вернусь, - он резко встал и начал подниматься на холмик.

У графини Раевской были гости, слишком громко звучало фортепиано, поддерживаемое небольшим струнным оркестром.Звучала сарабанда Генделя. Детина с большими усами, которые срослись с бакенбардами, Ивана не пустил.

- Сегодня подаяние не дают, у графини праздник, так что не мешайся,  - толкая его в грудь, произнес тот.
– Мы с ней знакомы, позови её, а то тебе попадёт, - резко ответил Иван.

- А, это ты, анахорет, передумал-таки? – подойдя ближе, весело спросила графиня.
- Хотелось бы поговорить, но я всё равно работать у вас не стану. Как ни странно, она не рассердилась, а наоборот, взяв его под руку, повела к особняку. Она была взбешена его рассказом. Они сидели за столом, верх которого был отделан яшмой, а сам стол и стулья со спинками, были инкрустированы в стиле интарсия. Она, взяв со стола небольшой колокольчик, зазвонила. Тут же появился мужчина средних лет, титанического роста.
- Вот что, Алексей Иванович, нужно привезти одну девушку из леса, прямо ко мне, а этот юноша дорогу покажет, - велела она.

Даша, увидев всадников, сильно испугалась. Алексей Иванович, приказчик графини, легко подняв её, посадил на коня.
- Ты, щас с моими людьми поедешь в свое село, покажешь этого старосту. А ты, Алексей Иванович, освободишь её жениха и с ней вместе привезёшь сюда. Старосту бичевать и дать сроку, чтоб исчез из села, усёк? – велела графиня.
- Усёк, Ваше сиятельство, сделаем.
- А ты останься, Иван, это зрелище не для тебя, - взяв его под руку, добродушно произнесла Лариса Петровна. - Ты работать не будешь, Иван, а будешь моим наперсником, идёт? - Есть божий суд, наперсники разврата, - начал было он, но остановился.
 Молчи, Иван, скрывайся и таи и чувства и мечты свои, как-то говорил Тютчев.
- Догадываюсь, графиня, я вас буду забавлять, но уверяю вас, я не Йорик,  королевский скоморох и шут, и проводить время в забавах у меня не получится.О, злой ум и дары, которые обладают силой, повторил бы снова Гамлет, - усмехнувшись произнес Сысоев. Графиня понимала, что у юноши "эзопов язык" и он будет говорить притчами.

– Мы поедем в С.Петербург, Иван, где ты будешь учиться, а потом, вдруг, ты влюбишься в меня или я, не дождавшись твоего признания в любви, ворожбою влезу в твое сердце, потом будешь повторять слова уважаемого Грибоедова: какою ворожбой умел к ней в сердце влезть. Надеюсь, оно меня примет, - звонко засмеялась графиня. Смех её был гомерический  - неудержимый, необычайной силы. Ну, вот вам и потеха! Однако нет, теперь уж не до смеха.
 
Говорят, что староста даже после порки не изменился. И тут прав Конфуций: не меняются только очень мудрые и очень глупые….

03.06.2014/март 2023г.  м.м.Б.


Рецензии