около моря

.

Ничего нет смиреннее фонарей,
наклоняющих шеи.
Крона трепетна, как еврей,
ощущающий шелест
купюр, доставшихся даром. "Бух" –
ангел ниспал до лимба...
Море, жадное до приливов,
раскатывает губу

.

Я сижу, соблюдая овал волны
вваленными глазами.
Рыбы всплывают. Они вольны
знать, чего мы не знаем.
Рыбы глупы. Но одна, со дна
(которое – аш-два-космос)
вопросительно смотрит на
перевёрнутый знак вопроса

.

При виде совсем потерявших счёт
волн и небесных месев,
меня почему то всегда влечёт
эстетствовать, куролесить
словами, образами – "ого"
произнося над ними.
И голубь наивен лишь оттого,
что сидел на иве

,

и голос оскрип, и штаны, гляжу,
молние-носны стали.
Буква "ж" – натуральный жук;
"ф" – бабочка. И так далее.
Чего только в голову не придёт
от жары на безделье...
"Достоевский – не идиот.
Это произведение"

.

Солнце садится. Пора идти.
Выброшена монета.
Что нибудь сбудется впереди.
Прошлое – перманентно.
Мешок с грехами, что натворил,
медленно станет горбом.
Все дороги ведут не в Рим,
как говорят, а к Богу.

.

Я помню тебя, дорогая. Ты
за океаном скрылась,
где ароматами мрут цветы,
птичий щебечет клирос...
Плыви, лети безголосый вопль!
пусть она вспомнит, то как
мне без нее поперёк и вдоль
гордости одиноко

.

Ничего нет печальнее фонарей,
стоящих на расстояньи.
Море, может быть, тоже зверь
и его растравляет ветер.

Пора уходить. Прощай,
глубокое,
непорочное,
слепое и поглащающее –
как творчество

.