Погадай мне, цыганка, на лодке надбровных небес...

I.

Погадай мне, цыганка, на лодке надбровных небес,
фуга смерти ли, свет проливной,
отвечает цыганка: «Ты есть эта лодка, балбес,
гефсиманец беды за спиной.

Заресничного сына в ночи просветлеет зажим,
в недотьме озвереет овца,
в мягкой поступи бога отец отразится чужим,
мой хороший, живи без отца,

ты ведь тоже отец, эолийское небо в снегу,
весь беременный яблоней таз,
я с тобой – но надгробное небо свернётся в дугу,
я люблю – но земля не про нас.

Станет Люда чужой, упадёт из окна Бородин,
юркий Саша взорвётся в лицо;
весь беременный раем, не-царь, оставайся один,
стань окошком тюрьмы, деревцо,

а не выйдет – не-собственной речью побудь заодно,
земляничная смерть наразвес».
И грохочет в уборную дверь молодое вино,
проясняется адовый лес.

II.

За всё тебя благодарю – за всё, за шмоны в гримуборной,
за это небо вниз лицом и свет, подобный блатарю;
что телом, отнятым у сна, такой вороний и проворный,
сплошное яблоко обид, стою – и всё же говорю:

«От их всевидящих ушей, от их неслышащего крика,
их яблок, яблок розыскных – и взрыва пятничных слонов –
возьми меня в свой птичий рот, я буду, Боже, земляника,
и на руках моих земля, Россия, тутовая кровь;
я в дело общее пойду и стану жить, как песни лягут,
сам-дудка смертная у губ, всё тело тонкое в дыму,
корзина света наразвес из разлетающихся ягод,
дневная рана нипочём, ночная смерть нипочему.

Так будет бережна вода, во мне подсмотренная чашей,
а ныне – взрослый перламутр и слов сплошные упыри,
так чисто в комнате Твоей, я тоже детский и легчайший,
возьми меня к своим губам, как пыль, и в небо прибери».

Но смерть свою не подтвердить, как бы резвяся и играя,
в ушные дыры не залить всех нерасслышанных словей,
лишь сердце глупое гульнёт, и вверх, и вниз по склону рая, –
как это небо в голове, как это яблоко в траве.

13-14.03.2023
Остафьево