Ч. Буковски - Про одного жизнестойкого засранца

Однажды поздним вечером он пришёл ко мне под дверь,
мокрый, тощий, избитый и
затравленный,
белый, косоглазый кот без хвоста.
Я впустил его, накормил, он остался,
мало-помалу стал доверять мне, пока один мой приятель, подруливая к дому,
не переехал его на подъездной дорожке.
Я отнёс то, что осталось, к ветеринару и услышал: «Шансов
не много… давайте ему вот эти таблетки … У него сломан
позвоночник, впрочем, он и до этого был сломан, но как-то
сросся. Если он выживет, то ходить не будет. Посмотрите
на эти снимки: в него стреляли, вот тут застряла
дробь… а ещё когда-то у него был хвост, но кто-то
его отрезал…».
 
Я забрал кота домой, стояла летняя жара, одна из самых сильных
за последние десятилетия, положил его на пол
в уборной, дал ему воды и таблетки, он не ел,
и к воде не притрагивался, я окунул в неё палец
и смочил ему рот, я разговаривал с ним и никуда не уходил
из дому, я провел много времени в уборной, разговаривал
с ним и осторожно прикасался к нему, в ответ он смотрел на меня
своими светло-голубыми косящими глазами. По прошествии дней
он впервые смог сдвинутся с места.
Волоча себя передними лапами
(задние не работали),
он добрался до лотка
и заполз в него.
Это было так, словно в уборной протрубили фанфары и 
огласили весь город. Я бывал в шкуре этого кота – мне тоже доставалось от жизни, не так сильно, но порядком.

Однажды утром он проснулся, привстал на лапы, снова упал и
только поглядел на меня.

«У тебя получится», – сказал я ему.

Он всё пытался, вставал и падал, наконец,
прошёл несколько шагов, как пьяный,
задние лапы не хотели слушаться, снова упал, собрался с силами,
и, наконец, встал.

Остальное вы знаете: сейчас ему лучше, чем-когда либо. Он косоглазый,
почти беззубый, но кошачья грация вернулась, и взгляд,
тот самый, никуда не делся.

Теперь у меня иногда берут интервью, хотят услышать про
жизнь и литературу. Я напиваюсь и предъявляю им своего косоглазого,
простреленного, сбитого машиной кота, которому ещё и хвост отрезали, и говорю: "Вот, поглядите на ЭТО!»

Но меня не понимают, спрашивают что-то типа: «Вы
считаете, на вас повлиял Селин?»

«Нет», – я поднимаю и показываю им кота, – «жизнь, такие вот вещи,
вот такое, ТАКОЕ».

Я потрясаю котом, смотрю на него
сквозь сигаретный дым пьяными глазами. Он невозмутим, он понимает…

На этом интервью и заканчиваются,
однако после я горжусь, когда вижу снимки,
где я и кот, где мы сфотографированы
вместе.

Он тоже считает, что всё это чушь собачья, но кое-что мы с этого имеем.




Charles Bukowski 'The history of a tough motherfucker' from 'The pleasures of the damned: selected poems 1951-1993'