Россия. ХХ век. Глава V

ГЛАВА V.

«Ты стала вновь могучей и свободной,
Страна моя! Но живы навсегда
В сокровищнице памяти народной
Войной испепелённые года».
                А. Ахматова

Фашисты зубы показали,
Мятеж франкистский поддержав.
Советы красным помогали,
Своих на помощь им послав.
Но там в Испании фашисты
Побить сумели коммунистов.
Потом японские вояки
Искали также с нами драки –
Границы прочность проверяли
Там, где Хасан и Халхин-Гол:
Нарушив мирный договор,
Они на русских нападали.
Но оба раза вражья стая
Бежала пятками сверкая.

Когда Вторая мировая
Вовсю готовилась в Европе,
Вдруг Гитлер пакт нам предлагает,
В Москву отправив Риббентропа.
Они Европу поделили
И нам пол-Польши уступили,
На горе Вильнюсу и Таллину
Прибалтику отдали Сталину.
А немцам вождь наш посылал,
Хоть и самим нам было туго,
Составами хлеб, нефть, и уголь,
И стратегический металл.
Сам Гитлер между тем без спросу
Уже готовил «Барбароссу».

Когда же в сорок первый год
Фашистов накатила лава,
То встал на битву наш народ
Не за вождя, а за державу.
А вождь в кальсоны наложил
И про внезапность нам твердил,
Хоть сам фашистам подыграл,
Когда военных истреблял.
Была тяжелою война,
Мы очень многих потеряли,
Но в страшной битве устояли -
На бой поднялась вся страна.
Европа помнит и поныне,
Что были русские в Берлине.

Поляки, галлы, шведы, немцы
На Русь нередко ополчались,
Порою даже иноземцы
В боях успехов добивались.
Но поджидала супостата
Всегда суровая расплата:
Кто меч на русских поднимал,
Тот от меча и погибал.
Святого Невского победы
Русь увенчали бранной славой.
Исход сраженья под Полтавой
И посегодня помнят шведы.
Пожарский с Мининым без страха
Изгнали дерзостного ляха.

В огне бесчисленных сражений
Суворов недругов громил,
В боях не зная поражений,
Французов, немцев, турок бил,
Взял неприступный Измаил
И Альпы с ходу покорил.
А ученик его – Кутузов
Стал наказаньем для французов.
«Мы долго молча отступали»
И, дав в Бородино сраженье,
Мы продолжали отступленье,
Столицу древнюю отдали.
Москва врагам далась недаром –
Она их встретила пожаром.

Крестьяне подмосковных сёл
Кормить французов не хотели
И голод в армию пришёл –
Уж всех ворон и галок съели.
Там, где прошёл Наполеон,
Народ наш не был покорён
И Василиса – старостиха
Лупила фармазонов лихо.
Давыдов, Фигнер и Сеславин
Собрали партизан в отряды,
Повсюду ставили засады,
В Москву обозы не пускали.
И понял идол в треуголке,
Что оказался в мышеловке.

И вот настал заветный срок –
Наполеон Москву оставил.
Дорогой старой наутёк
Кутузов их идти заставил.
Бросая пушки и обозы,
Враги бежали от мороза,
А наши время не теряли
И в хвост и в гриву их терзали.
Когда же при Березине
Ушёл от плена Бонапарт,
Он, малый прихватив отряд,
В Париж помчался на коне.
Чтоб поддержать страны престиж,
Мы следом заняли Париж.

Великий Бисмарк, знали фрицы,
Россию трогать не велел,
Но так хотелось, смяв границы,
Земель устроить передел.
И клика Гитлера мечтала
Дойти победно до Урала,
Водою затопить Москву
И нефтяной занять Баку.
Они хотели в темпе блица
До наступленья холодов
Разбить в боях большевиков
И нашу захватить столицу.
Фашисты всё с пути сметали,
Но под Москвой забуксовали.

Весь город строил укрепленья,
Москву готовя к обороне,
И записались в ополченье
Все, кто имел от фронта брони.
На помощь городу с Востока
Пошли дивизии потоком,
Как только Зорге передал
Известный радиосигнал.
И у столичного порога
Гудериан внезапно встал,
Напрасно Гитлер лютовал,
Приказы посылая строго.
А в декабре уже Москва
Удар ответный нанесла.

Потом уже в сорок втором
Горела степь, как печка ада,
И выйти к Волге напролом
Пытался враг у Сталинграда.
Тогда Родимцев и Чуйков
У Волги встретили врагов
И как последний русский вал
В огне Дом Павлова стоял.
Здесь захлебнулось наступленье,
Войска сошлись в смертельной драке
И вдруг тевтонские вояки
Попали в наше окруженье.
Не зря гремел салюта гром –
То был к Победе перелом.

Когда враги у Волги встали
И распечатали Кавказ,
Любимый вождь товарищ Сталин
Издал решительный приказ:
Стой на смерть, Родины солдат.
Ни шагу, сказано, назад.
А кто не выдержит атак,
Расстрелян будет, словно враг.
И чтобы наши пехотинцы
Врага встречали только в лоб,
За ними во второй окоп
Легли суровые дзержинцы.
Уж лучше смерть принять в бою,
Чем пулю получить свою.

Одновременно наш Верховный
Для тех, кто нарушал законы,
Освобожденье дал условно,
Создав штрафные батальоны:
С тебя снимается статья,
Война отныне твой судья,
Ты защищай в бою страну
И кровью искупи вину.
Для штрафника один конец:
Рубай фашистского бродягу,
Медаль получишь «За отвагу»,
Коль не поймаешь в грудь свинец.
Твой путь – в могилу иль в санчасть,
Нельзя лишь без вести пропасть.

Немало ждало нас сражений,
Оплаченных солдатской кровью,
Но не спастись от пораженья
Уже фашистскому отродью.
И не забыть вовек врагу
Под Курском страшную дугу.
Он полон был последней веры,
Что «Фердинанды» и «Пантеры»
Помогут русских победить,
Но встретил там такой отпор,
Так наши били их в упор,
Что приходилось отходить.
И нет машины лучше в мире
Уральской «Т-тридцать четыре».

Конечно, Жуков нам помог.
Где трудно – он туда спешит
И немца в битвах превозмог,
Недаром памятник стоит!
С ним удержал страны солдат
В боях Москву и Сталинград.
И Ленинград в кольце осады
Держался стойко в дни блокады.
Когда ж мы стали побеждать
Фашистам поддавая жару,
Про «десять сталинских ударов»
Вдруг стало радио кричать.
И тот, кто чуть не проиграл,
Генералиссимусом стал.

Победой кончилась война,
Мы пол Европы прошагали,
И стала вспоминать страна
Кого и что мы потеряли.
Конечно, страшно называть,
Что миллионов тридцать пять
Погибло наших в дни войны,
Но помнить это мы должны.
А сколько сёл и городов
Разрушены до основанья,
Повсюду горе и страданья,
Следы пожарищ, слёзы вдов.
В те годы я мальчишкой был,
Но дней суровых не забыл.

Отец в Москве полез на крышу,
Чтоб зажигалки там гасить,
А дворник дома - дядя Миша –
Его успел в окно втащить,
Когда недалеко от нас
Взорвался вражеский фугас.
Трамвай волной швырнуло в дом,
Все окна выбило кругом,
Повсюду сыпались осколки.
Я утром очень удивлялся
Откуда Тимирязев взялся –
Стоит себе среди воронки,
Собрав разбитые куски
И также держит две руки.

Когда фашисты нас бомбили
Сквозь гром зенитных батарей,
Тогда по школам предложили
Эвакуировать детей.
Я помню давку на перроне
И в переполненном вагоне.
Как страшно было увидать
Впервые плачущую мать.
Мы под Рязанью у реки
Расположились в сельской школе
И помню как на сжатом поле
Мы собирали колоски.
Еды нам явно не хватало,
И даже хлеба было мало.

Но вот за мною наконец
Так неожиданно и ловко
Приехал из дому отец
В какую-то командировку.
Он вспоминает: завуч школы
Была приветливо весёлой,
Для гостя отыскались водка,
Икра, грибочки и селёдка.
Отец смеялся, помню, звонко,
Узнав в голодном босяке
С гроздями цыпок на руке
Своего любимого ребёнка,
Который никого не слушал,
Капризничал и плохо кушал.

С отцом уехали мы в Горький,
Где был отцовский наркомат,
Я помню лишь крутые горки
И страшной очереди ряд,
Когда за хлебом в местной лавке
Я день стоял в жестокой давке.
И снова в памяти вокзал –
Мы едем дальше – на Урал.
Полным-полна теплушка наша,
На верхних нарах вся семья:
Отец, сестрёнка Лена, я
И наша бабушка Агаша.
На паровозе мы пыхтели
В Челябинск ровно две недели.

В дороге нас бомбить пытались,
Мы из теплушек выбегали
И в поле спрятаться старались,
Чтоб фрицы нас не увидали.
Отец был старостой вагона
И часто бегал вдоль перрона,
Чтоб обеспечить на ходу
Своим попутчикам еду.
К обмену предлагал вагон
И украшенья, и посуду,
И крупную одежды груду,
И наш московский патефон.
Я помню как в свою теплушку
Наш папа приволок индюшку.

А мать работала как прежде
До первой паники в столице,
Потом пошла в райком в надежде
Узнать, что в городе творится.
Сказали ей: из всех дорог
Одна осталась – на Восток,
И надо ей, покинув дом,
На Горький двигаться пешком.
Мать собрала себе в мешок
Одежду и еды немного
И зашагала в путь-дорогу,
Вливаясь в беженцев поток.
Но мама шла не в одиночку –
Она ждала вторую дочку.

Когда дошла она до цели,
Наш эшелон был у вокзала,
Но мы отправиться успели,
Пока она нас зря искала.
А после поисков недолгих
Ей предложили плыть по Волге.
Два месяца она страдала,
Пока добралась до Урала.
А там Мария Королёва
Нашла в Челябинске квартиру,
Где вместе с Князевыми в мире
Расположились все Царёвы.
А в марте как-то утром рано
Здесь родилась сестра Татьяна.

Я помню как отец в село
Картошку покупать собрался,
Ему ужасно повезло –
Он с поросёнком возвращался,
Но без сапог – в одних лаптях
И в телогрейке на плечах.
В тот год концы я отдавал,
Мне малярию чёрт послал.
Я помню, как мне было гадко,
Но мама акрихин достала,
На что-то ценное сменяла,
И отпустила лихорадка.
А в сорок третий год весной
Семья вернулась в дом родной.

Похоже, можно так сказать,
Что мы отделались легко.
Пришлось, конечно, пострадать,
Пожить от дома далеко,
Болезни ждали нас и холод,
А также карточки и голод.
Но не одни мы в этом мире –
Семья Царёвых много шире.
За мир мы кровью рассчитались,
Родня внесла такую плату:
Убиты три двоюрных брата,
Два инвалидами остались,
А было восемь нас – кузенов.
Вот и считай победы цену.