бесшабашность

– Что тебя радует нынче, сорочий князь?
Златом не тешишься, брезгуешь серебром.
В книги глядишь, будто слов заговорных вязь
рдеет на стали зазубренной –  под ребро
вогнанной, чтобы друг к другу так близко быть,
как не бывали любовники и враги...
будто тебе на запястье скрепили нить
мёртвым узлом и шепнули:
«Теперь – беги!
И упасут тебя боги...
Не обернись –
ветер попутный лишь пепел швырнёт в глаза...»
Ты же так дышишь, как будто бы рвётся высь
на лоскуты...
близко /мимо/ идёт гроза...
или на зеркале треснутом порошок –
лунной дорожкой...
и ноздри трепещут, как
бабочки крылья...

/Глубокий неспешный вдох:
– Я мотылёк на ладони...
Сожми кулак/.

Прошлое – в топку!
А что еще делать с ним?!
Ты же ведь даже не куришь...
вино не пьёшь...

– Напоминает о встречах горчащий дым.
Ну, а потом – по канону: измена, ложь...
мелкая месть, развлекающая игра...
выигрыш-проигрыш...
Знаешь: финал – один.
Я «как всегда» никакой собеседник, граф.
Глаз не сурьмлю, не закрашиваю седин –
в общем, не радую видом и болтовнёй
/только стервятники любят смотреть в лицо
медленной смерти/.
Зато – остаюсь собой.

– Вечным шутом...

– Ну, хотя бы не подлецом.
Князь усмехается
/рот – словно давний шрам,
заново вскрытый ухмылкой/:
– Довольно, граф,
на эшафотах не плачут по волосам...
И всё равно, что засохло на рукавах –
кровь ли...
чернила...
Заклятиям вышел срок.
Сталь в межреберье ажурно изъела ржа.
…
Радует – дуло, ласкающее висок,
и...
бесшабашность сезонного куража.