ХЛЕБ

                Сказание первое
                Дорога

                1
…А дорога вела вдоль полей – золотых, –
колоски так увесисты были,
так спелы,
что клонились к земле буйны-головы их,
и глаза – васильковые – в небо смотрели.

А дорога вела.
А дорога вилась.
А дорога не ближней была –
многовёрстной.
И всё пела,
и пела
без умолку,
всласть
невесомая
малая
птичка –
с напёрсток.

…Это лето горело, как вечный огонь.
И суровая память пронзала округу… 
Мы доверчивы были,
легки на подъём,
мы сроднились с лугом.

                2
Мы ходили за дальние дали пешком.
Утомлялись и снова
в пути были –
вскоре.
Разливалась река – широко-широко –
это цвёл цикорий.

Подрастали тонюсенькие деревца, –
в это лето они с нами сделались вровень. 
Пили росы с ромашек, как воду с лица,
серпокрылки –
роем.

И одной из дорог – самой важной,
святой,
в этом воздухе детства –
июльском,
хвалебном –
нам казалась дорога сквозь утренний зной
в магазин за хлебом.

                3
- Эй…
Далече собрались?..
Сегодня пора, –
хлеб закончился, как божий день, растаял. 
И морщинки – старушечьи – бились у рта,
словно птичьи стаи.

Мы готовы!
Что, бедному, долог ли сбор?
Подпоясался,
вышел
и…
славна дорога.
Так и детям:
собраться,
что встать на крыло
воробьям, –
недолго.

- Эй…
Смотрите!..
Цыгане…
И в чаще лесной
волк по вашу душу…
И ещё обходите, как все, стороной
одиночку-грушу…
               
                4
…Пять буханок в сумке,
а сумки висят вдоль спин.

…Эй,
негоже хлеб волочить по пыли… 

Так мы шли обратно.
И ветер грозу сулил,
и земные сны
облаками
над нами плыли.

Выходила с поля Ржаница,
смотрела вслед.
Полдень жарок был,
как домашней печи горнило.
И слова такие, что все отомрут семь бед
непокой-трава за глаза и в глаза говорила. 

И ломали руки душистый,
горячий край;
чёрной корочки вкус до сих пор набежит кислинкой, –
до сих пор во мне существует тот хлебный рай
наравне с инстинктом.
 
                5
…Только груша, нет, нет, но даст о себе нам знать:
тишиной окатит, какой-то такой, нездешней.
И седой-преседой станет
злаковая желтизна
в ответ на невесть что.

…И пролягут морщинки теперь поперёк и вдоль,
взгляд, как сквозь времена, устремится – не остановишь:
- Эй, а знаете, сколько детей,
стариков
и вдов
этим хлебным местам пришли когда-то на помощь?..

 … А над грушей – ни песни,
ни стрёкота, лишь вышина.
А под грушей – листва – прошлогодняя –
вымерла и осела…

…Ты же, Родина, так же, как дети, о-ду-шев-ле-на, –
ты умеешь жить
откровенно,
свободно,
смело!..
               
             6
Так и лето летело.
Колодцы мельчали,
и
становились короче дни,
вечера длиннее.
Эти летние сумерки Богом нам всем даны
для пустого дела.

…А с дороги туманы, как гости – незваные, к нам
подошли
и стоят,
заколдовывая деревья.
Где кончается лето,
и ночь непроглядно-темна,
там и приведенья.
 
И угрюмый всадник,
и ведьмина дочка там. 
Напугал сарыч – закричал, что есть сил, младенцем.
- Эй, не поздно?..
Эй!..
…Да, ведь, это – и не туман. – 
Это встали немцы…

                7
… Эх…
Каким был жёстким последний цветной покос! –
Непокой-трава, хоть верёвки вей, загрубела...
А под грушей находится старый немецкий погост –
так гласит легенда.

И бывает такое, что те, кого нет, встают.
И одну в тех местах непременно постигнешь условность: 
только тем хорошо-хорошо и спокойно тут,
у кого есть совесть.

…А земля – чужая –
не пух,
но поверх земли
и врагов своих не оставишь, –
единство – все мы.

…Непокой-трава распоясалась и зеленит
звёзды всей Вселенной…

                8
… Я о тех местах, где в колосьях свет,
рассказала многим.
Я невольно слышу сквозь толщу лет
голос той дороги.

Как себя простить, накормив врага,
пусть и худо-бедно?..
Но любили немцы, как пирога,
вкус ржаного хлеба!..

Я хочу собрать
этот весь массив
колосков в охапки!
Я иду и ем,
угол откусив
от ржаной буханки.