la mandibula или монгольские звёзды

На её остром, тонком,

н е в е р о я т н о

красивом лице
я читал утвердительное «я тебя съем».

Нет, я не пятился, не отступал, хотя страх имелся. Более чем.
Более.
Да. Имелся и подкреплялся –
на голове она носила повязку
с надписью тонкой и острой, как игла –
la mandibula.

Даже не так. La mandibulas.

Это слово вводило меня в экстаз.


Я ей верил.
Она это отчётливо видела.

А ещё у неё был нос с небольшой горбинкой.
Боже мой, что она со мной делала…
Это был полный её триумф, тотальное бинго.

В этой её особенности
я черпал силы и…
что-то сильнее сил –
потоки обильные и внезапные, низвергнувшиеся на Гоби.
Миг отрыва шасси
от взлётно-посадочной полосы.


Не пятился, не сдавался.
Я ведь тоже не лыком, не пальцем…

Бронтозавр, Агамемнон, истребитель –

зеркала покрываются старческими морщинами,
дребезжат тревожным ульем пчелиным,
лопаются с треском

и н с у л ь т н о,

когда тень моя попадает в эти тусклые,
ненасытно-прожорливые орбиты.

Расступаются воды большие и малые, поглощая сами себя исступлённо.
Огни усмиряются, давясь рождённым собой теплом.

Н о

страх. Страх потерять. Страх потеряться в тебе. Да мало ли.
И он ел меня,
ел постепенно.
Ненасытными хищными жвалами.

И тогда...


Я сказал себе – adelante.

Я тебе не сказал ничего.
Просто взял тебя за руку
и увёз в другую страну.

И я потерялся в тебе.
Ты потерялась во мне.
Не было страха – в пески просочился и сгинул
безвозвратно, бесследно, навеки.
И мы слушали ветер,
мы пили безмолвие.

Монгольские звёзды
склонялись над нами и говорили:
«Тийм».

Луна большая, красная, – улаан баатар –
слезла с коня, уселась на свод небесный, скрестила ноги,
смотрит вниз, щурится: «Кто там?» –

у з к о о к о.

Кивает устало, трубку раскуривает, пускает дым.
Кольца под тяжестью взгляда её медленно опускаются,
замирают над нашими головами, переплетаются,
улаан баатар удовлетворённо смежает веки
и вторит светилам: «Тийм, тийм, тийм».