Допотопная послепотопность

Расплавленный, старый, расслабленный город,
который в испарине, смуглом дыму,
уже совершенно не трезв и не молод,
стоит в полудрёме, как будто во рву.

Залит меловым и зернистым туманом,
что смешан со смогом и дурью людской.
Он, сверившись с летним сезоном и планом,
сдружился с тоской, коренной нищетой.

Бродячие кошки, собаки и мыши,
и аборигены, как мелкая тля,
совместно, духовно и искренно дышат,
в безбожности, аде плачевно живя.

Весь воздух пропитан промежною вонью
и гнилью ещё прошлогодней листвы,
опрелостью стенок, народною болью
и смрадом речушки, подпёршей мосты.

Рядочки хрущёвок, сарайных хибарок
забросили жители, мухи и власть.
Пропойцы и ожиренья хабалок
пока не спустились в погостную грязь.

На стойках заборов, столбах мочевина,
говняные брызги и кучи у стен.
Вонючая резь от горящей резины.
Отсутствие радости и перемен.

А если и есть измененья какие
(в манере речей или моде одежд,
законах, науках, семье, индустрии),
то всё только к худшему и без надежд...