Тот, кто вечен. Л. Н. Толстой ч. 1

Божественный образ матери.

Лев Толстой молился на портрет своей матери.
Маленький черный профиль, ловко вырезанный неизвестным художником, - единственное изображение, доставшееся Льву Николаевичу в память о матери.

 На портрете юная княжна Мария Николаевна и ее кузина Варвара Александровна Волконские - друг напротив друга.Рукою взрослого сына под силуэтом княжны выведено: "Моя мать".

Больше в доме Толстых не было ни одного портрета Марии Николаевны. Ходили слухи, что она была недовольна своей внешностью и никогда не позировала.

По словам родственников, княжна в самом деле была не слишком хороша собой: грубые черты с большими бровями, тяжелая поступь, осанка, лишенная грации и изящества, но все это компенсировалось добрым сердцем, лучистым умным взглядом и блистательной образованностью.

Именно с нее написан образ княжны Марии Болконской в романе "Война и мир".

Из архива матери (дневников, писем, стихов и прозы) Лев Николаевич создал для себя память о ней.

 Образ был божественным, и не раз в своей долгой жизни Толстой обращался к маленькому силуэту с молитвами. Он очень тосковал о маменьке.

"Синие тетради"

Мать Марии Николаевны -  Екатерина Дмитриевна Волконская ( урожденная Трубецкая) умерла, когда дочери было около двух лет.
Отец увез Машу в родовое имение в Ясной Поляне и сам занялся ее воспитанием. Княжна имела представление о математике, физике, географии, логике, говорила на нескольких языках, владела музыкальными инструментами.

Представьте, как она отличалась от родовитых сверстниц, которые день-деньской вышивали на пяльцах, танцевали и щебетали по-французски!

А день ее начинался, когда около семи часов утра на парковую площадку в имении выходили восемь крепостных музыкантов в париках, камзолах и башмаках с пряжками и начинали играть для князя Николая Сергеевича. Он любил гулять среди яблонь и лип под музыку Гайдна, выходил всегда с дочкой, тщательно прибранный, тонкие манжеты и манишка хрустели, черные глаза сверкали из-под густых бровей.

Книги и музыка - университеты мамы величайшего писателя.

Многие годы спустя его жена Софья Андреевна организовала дворовых людей разбирать завалы на чердаке и среди хлама нашла несколько синих тетрадей. Тетради оказались дневниками девятнадцатилетней Марии Николаевны, куда она записывала впечатления от путешествия с отцом из Москвы в Петербург под общим названием "Дневные записки для собственной памяти". За месяц пребывания в Петербурге девушка успела осмотреть множество архитектурных ансамблей, посетить Эрмитаж, театры, концерты и даже мануфактуры в компании отца. Всё это описала в дневниках живо, образно.

Лев Николаевич был очень взволнован и так рад находке, словно маменька окликнула его через время.

Несколько дней он изучал "синие тетради", закрывшись в кабинете, а вечерами семья собиралась в гостиной и читала их вслух. В 1903 году сын передал тетради матери в Публичную библиотеку в Петербурге, где их берегут по сей день.

Последний поклон

Княжне было уже за 30, когда умер отец. Она осталась одна и почти смирилась с участью старой девы, но внезапно на горизонте появился Николай Ильич Толстой - веселый, добрый и блистательный молодой человек из обедневшего графского рода.

Ему 28, ей - 32. Неожиданно для всех молодые люди очаровали друг друга. Вскоре родился их первенец Николенька. Мария Николаевна была счастлива и живо описывала в дневнике маленькие первооткрытия сына. Начитавшись Руссо и Стерна, она считала, что мальчиков нужно воспитывать в строгом нраве. Знала бы мать, что ее любимого и уже подросшего малыша старшие братья будут дразнить Лёвой-рёвой за излишнюю чувствительность!

Последней родилась дочь Машенька, а через полгода Мария Николаевна внезапно заболела и умерла от "нервной горячки". Что это была за болезнь, никто точно не скажет, но сгорела графиня Толстая за несколько дней в спутанном сознании и сильном жаре.

До тринадцати лет Лев рос с отцом, но вскоре и отца не стало. Начались скитания по родственникам, но ни одна из самых разлюбезных тетушек не смогла заменить ему маменьку. Поэтому так любил он Ясную Поляну, где хранились ее вещи и записи, ее дух, и, даже будучи взрослым человеком, он, словно беззащитный ребёнок, мечтал о встрече с ней.

*Целый день тупое, тоскливое состояние. К вечеру состояние это перешло в умиление - желание ласки - любви. Хотелось, как в детстве, прильнуть к любящему, жалеющему существу и умиленно плакать, и быть утешаемым. Но кто такое существо, к которому я мог бы прильнуть так? Перебираю всех любимых мною людей - ни один не годится. К кому же прильнуть? Сделаться маленьким и к матери, как я представляю ее себе. Да, да, маменька, которую я никогда не называл, еще не умея говорить. Да, она, высшее мое представление о чистой любви, но не холодной, божеской, а земной, теплой, материнской. К этой тянулась моя лучшая, уставшая душа. Ты, маменька, ты приласкай меня. Все это безумно, но все это правда*, - написал Лев Николаевич на листке бумаги 10 марта 1906 года.
На тот момент ему было 78 лет.

Дневники. Суд над собой.

Всем нам с детства известны добродетельные заповеди Льва Толстого: любить людей, трудиться, делать добро, не впадать в гнев, не тратить деньги понапрасну и т.д.

Впрочем, судя по дневниковым записям Льва Николаевича, он сам с юных лет боролся в себе с теми пороками, которые клеймил, — и, кажется, не смог изжить их даже в преклонные годы.
Он устроил настоящий суд над собой: писал об интимной жизни с женой, о венерических заболеваниях и лечении, об ошибках, промахах, страданиях, недостатках, которые презирал в себе, как никто другой.
Он был в постоянной борьбе с самим собой. Не зависеть ни от каких посторонних обстоятельств - было главным его желанием. Считал, что когда человек не испытывает сексуальных влечений тела, душа становится свободной.
В 18 лет он заразился гонореей от казанской проститутки, лежал в больнице - лечился и был доволен, что пока может быть свободным и не зависеть от внешнего мира.
Вся жизнь его было поле битвы - с врагом во время военных компаний, с собой и со всеми недоброжелателями в течение всей жизни. Если он не писал свои произведения - значит воевал.

Например, в чине подпоручика заведовал небольшой батареей, в  4-ом севастопольском бастионе.
Его кураж состоял в том, чтобы за секунду до того, как вылетит из пушки ядро, каждый раз пройти мимо её жерла.
Что это - бравада, или муштра, игра со смертью, с судьбой, с собой?

Он понимает, что не свободен от раздвоенности, но стремиться быть честным с самим собой.

Привожу выдержки из его дневника, который Лев Николаевич вёл *с младых ногтей*:

[...] ложусь спать 1/2 12-го.
Завтра встану пораньше и постараюсь провести день как можно полнее. Проклятая лень! Какой бы я был славный человек, коли бы она мне не мешала.

1) Валялся. 2) Падал духом. 3) Злился — ударил кошку и 4) вообще забыл о правилах. 5) Гадал.


[...] Ежели пройдет три дня, во время которых я ничего не сделаю для пользы людей, я убью себя.

Помоги мне, господи!

Во время перехода от Силистрии к Маю я ездил в Букарест. Я играл и принужден был занимать деньги. Положение, унизительное для каждого, и для меня в особенности. Написал письма: тетеньке, Мите, Некрасову и Оське. Все еще не знаю, за что приняться, и поэтому ничего не делаю.

Главные мои недостатки. 1) Неосновательность (под этим я разумею: нерешительность, непостоянство и непоследовательность). 2) Неприятный тяжелый характер, раздражительность, излишнее самолюбие, тщеславие. 3) Привычка к праздности. Буду стараться постоянно наблюдать за этими тремя основными пороками и записывать всякий раз, что буду впадать в них.[

[...] веду себя хорошо второй день.



[Москва — Ясная Поляна.] Убирался. Был на гимнастике. Сильно посвежел. Поехал. Наслаждался. Решил, что надо любить и трудиться, и все. Уж сколько раз! Дорогой любил.


[Ясная Поляна.] Приехал. Устал. Не любил и не трудился.

Воскресенье. Одно средство жить — работать. Чтобы работать, надо любить работу. Чтобы любить работу, надо, чтобы работа была увлекательна. Чтобы она была увлекательна, надо, чтобы она была до половины сделана и хороша. Cercle vicieux (прим. — порочный круг); но что же делать. Гаданье карт, нерешительность, праздность, тоска, мысль о смерти. Надо выйти из этого. Одно средство. Усилие над собой, чтоб работать. Теперь час, я еще ничего не делал.

Все работают, кроме меня.

Рано. Пытался не курить. Подвигаюсь. Но хорошо видеть свою дрянность.

Все, что я делаю, дурно, и я страдаю от этого дурного ужасно. Точно я один не сумасшедший живу в доме сумасшедших, управляемом сумасшедшими.

Преступно спал.

Опять все то, да не то.

Простота есть главное условие красоты моральной. Чтобы читатели сочувствовали герою, нужно, чтобы они узнавали в нем столько же свои слабости, сколько и добродетели, добродетели - возможные, слабости необходимые.

Если только помнить то состояние не жизни, из которого я вышел и к которому иду, то как не ценить всех тех благ, которыми полна эта жизнь. Человек утопающий, всегда утопающий, не знающий другого состояния, вынырнул на мгновение в последний раз и недоволен тем состоянием, которое он испытывал. Помни всегда все то, что не только угрожает, но свойственно тебе: разрушение, страдания, смерти близких, своя смерть, и ты будешь ценить всякий час свободный от всего этого, и радость жизни будет самое естественное твое чувство.

Мне будет 27 лет. Ох, много.

Все мы думаем, что наша обязанность, призвание - это делать разные дела: воспитать детей, нажить состояние, написать книгу, открыть закон в науке и т. п., а дело у всех нас только одно: делать свою жизнь, сделать так, чтобы жизнь была цельным, разумным, хорошим дело.

Хотя я уже много приобрел с тех пор, как начал заниматься собою, однако еще все я весьма недоволен собою. Чем далее подвигаешься в усовершенствовании самого себя, тем более видишь в себе недостатков, и правду сказал Сократ, что высшая степень совершенства человека есть знать то, что он ничего не знает.

Что назначено непременно исполнить, то исполняй, несмотря ни на что. 2) Что исполняешь, исполняй хорошо. 3) Никогда не справляйся в книге, ежели что-нибудь забыл, а старайся сам припомнить. 4) Заставь постоянно ум твой действовать со всею ему возможною силою. 5) Читай и думай всегда громко. 6) Не стыдись говорить людям, которые тебе мешают, что они мешают; сначала дай почувствовать, а ежели он не понимает, то извинись и скажи ему это.

Во мне начинает проявляться страсть к наукам; хотя из страстей человека эта есть благороднейшая, но не менее того я никогда не предамся ей односторонне, т. е. совершенно убив чувство и не занимаясь приложением, единственно стремясь к образованию ума и наполнению памяти. Односторонность есть главная причина несчастий человека.

Благо жизни людей прямо пропорционально их любви между собой.

Был застенчив, но приличен. Собой доволен.

Я теперь испытываю муки ада. Вспоминаю всю мерзость своей прежней жизни, и воспоминания эти не оставляют меня и отравляют жизнь.

Удивительное дело: я знаю про себя, как я плох и глуп, а между тем меня считают гениальным человеком. Каковы же остальные люди?

Если хочешь узнать себя, то замечай, что ты помнишь и что забываешь.

Романы кончаются тем, что герой и героиня женились. Надо начинать с этого, а кончать тем, что они разженились, то есть освободились.

Обыкновенно говорят: это очень глубокомысленно и потому не вполне понятно. Это неправда. Напротив. Все то, что глубоко, то ясно до прозрачности.

Устанавливаются эти отношения не вследствие разговоров - напротив, от разговоров портятся. Говорить как можно меньше, и в особенности с теми людьми, с которыми хочешь быть в хороших отношениях.

Нам всегда кажется, что нас любят за то, что мы хороши. А не догадываемся, что любят нас оттого, что хороши те, кто нас любит. Заметить это можно, если послушать то, что говорит тот жалкий и отвратительный и тщеславный человек, которого вы с великим усилием над собой пожалели: он говорит, что он так хорош, что вы и не могли поступить иначе.

Одно из самых обычных заблуждений состоит в том, чтобы считать людей добрыми, злыми, глупыми, умными. Человек течет, и в нем есть все возможности: был глуп, стал умен, был зол, стал добр, и наоборот. В этом величие человека. И от этого нельзя судить человека. Какого? Ты осудил, а он уже другой. Нельзя и сказать: не люблю. Ты сказал, а он - другое.

Легче написать десять томов философии, чем приложить какое-нибудь одно начало к практике.

Главная же польза состоит в том, что я ясно усмотрел, что беспорядочная жизнь, которую большая часть светских людей принимают за следствие молодости, есть не что иное, как следствие раннего разврата души.

Какое удивительное сумасшествие: убивать людей для их блага!

А тут еще одно из самых смешных и вредных суеверий, что стыдно изменять свои убеждения. Стыдно не изменять их, потому что во все большем и большем понимании себя и мира - смысл жизни, а стыдно не переменять их.

Причина моей лени та, что я не могу писать с увлечением. Я ожидаю какого-то счастия в этом месяце и вообще с 26 года моего возраста. Хочу принудить себя быть таким, каким, по моим понятиям, должен быть человек. Молодость прошла. Теперь время труда.

Живу совершенно скотски; хотя и не совсем беспутно, занятия свои почти все оставил и духом очень упал.

Опять просьба стоять для фотографии в позе любящих супругов. Я согласился, и все время стыдно.

Нет ничего тяжеле, как видеть жертвы, которые для тебя делают люди, с которыми ты связан и должен жить; особенно же жертвы, которых не требуешь, и от людей, которых не любишь. Самая обидная форма эгоизма - это самопожертвование.

Не говоря уже о любви ко мне, которой нет и следа, ей не нужна и моя любовь к ней, ей нужно одно: чтобы люди думали, что я люблю ее. Вот это-то и ужасно.

Простота есть главное условие красоты моральной. Чтобы читатели сочувствовали герою, нужно, чтобы они узнавали в нем столько же свои слабости, сколько и добродетели, добродетели - возможные, слабости - необходимые.

Зачем нужно (началу жизни, богу, или просто: зачем нужно) то, чтобы мы совершенствовались, я не знаю и не могу знать. Могу только догадываться, что это нужно для того, чтобы было осуществлено наибольшее благо как отдельных личностей, так и совокупностей их, так как ничто так не содействует благу и тех и других, как стремление к совершенствованию. Но если я не знаю зачем, я несомненно знаю, что в этом закон и цель нашей жизни.

Самый лучший человек тот, который живет преимущественно своими мыслями и чужими чувствами, самый худший сорт человека - который живет чужими мыслями и своими чувствами.

Какое ужасное свойство самоуверенность, довольство собой. Это какое-то замерзание человека: он обрастает ледяной корой, сквозь которую не может быть ни роста, ни общения с другими, и ледяная кора эта все утолщается и утолщается.

Поправить можно, а потерянное без пользы время не воротишь.

Мне не было внушено никаких нравственных начал - никаких; а кругом меня большие с уверенностью курили, пили, распутничали (в особенности, распутничали), били людей и требовали от них труда. И многое дурное я делал, не желая делать, только из подражания большим.

Но как сделать труд привлекательным? Надо, чтобы условия его были приятны и чтобы не было в нем необходимости.

Каждый грешит по мере того света, который есть в нем.

Да, жить надо всегда так, как будто рядом в комнате умирает любимый ребенок. Он и умирает всегда. Всегда умираю и я.

Чтобы сделать что-нибудь великое, нужно все силы души устремить на одну точку.

Будут и есть уже охлаждения, отпадения, отречения и даже предательства. Тем лучше. Прожигается все то, что может сгореть.

Успех в добре тем еще хорош, что нельзя гордиться, тщеславиться, даже утешаться им. Успех этот только тогда успех, когда он незаметен самому себе.

Самая обидная форма эгоизма - это самопожертвование.

Одни люди себя строго судят и других прощают. Другие себя прощают и других судят.

Если люди не говорят об отвлеченном или духовном, они непременно каждый говорит о себе.

Есть какое-то особенное удовольствие читать глупые книги; но удовольствие апатическое.

Чем далее подвигаешься в усовершенствовании самого себя, тем более видишь в себе недостатков, и правду сказал Сократ, что высшая степень совершенства человека есть знать то, что он ничего не знает.

Проклятая лень! Какой бы я был славный человек, коли бы она мне не мешала.

Тщеславие есть какая-то недозрелая любовь к славе, какое-то самолюбие, перенесенное в мнение других - он любит себя не таким, каким он есть, а каким он показывается другим.

Хочу принять за правило, начав одно дело, не позволять себе заниматься ничем другим, а для того, чтобы не пропадали мысли, которые будут приходить, записывать их аккуратно в книгу с следующим подразделением: 1) Правила, 2) Познания, 3) Наблюдения. Нынче, например, Наблюдения: над пением, Япинской; Познания: о миссиях в Осетии Северной и Грузии, и Правила: не позволять себе ничем отвлекаться до окончания начатого труда.

Одним словом, и самым простым, я перебесился и постарел.

Цель жизни человека есть всестороннее развитие человечества.

Уединение равно полезно для человека.

У меня нет постоянной энергии; но она почти периодически возбуждается и потом ослабевает.
От чего возбуждается и падает энергия? От рода ли занятий, или людей, которых я вижу; или от физических причин? Не знаю; а это интересно и полезно бы было знать.

Все дело в мыслях. Мысль начало всего. И мыслями можно управлять. И потому главное дело совершенствования: работать над мыслью.

Физическая работа важна тем, что она мешает уму праздно и бесцельно существовать.

Как мог Гомер не знать, что добро - любовь! Откровение. Нет лучшего объяснения.

Описание борьбы добра со злом в человеке, покушающемся или только что сделавшем дурной поступок, всегда казалось мне неестественным. Зло делается легко и незаметно, и только гораздо после человек ужасается и удивляется тому, что он сделал.

Легче написать десять томов философии, чем приложить какое-нибудь одно начало к практике.

Пять месяцев назад встретил казака жалкого, говорит, сослан за распространение моих книг. Дал ему книг...


О масштабе личности Л.Н. Толстого могут говорить вот такие его убеждения и намерения:

Офицер русской армии, понимая полную зависимость от чужих, зачастую, преступных приказов, высказывает мысль:
*Никогда не буду служить никакому правительству*.

Мало того, он предлагает создать новую религию, потому, что прежняя поддерживает войны и убийства.
Это и послужило началом главного конфликта между писателем и православной церковью за последние сто лет.
Он делает собственный перевод Евангелия, и то, что ему не понятно или не поддаётся объяснению, выбрасывает из священного текста.

Это вызывает оцепенение у обыкновенного человека, у которого рука бы не поднялась совершить такое *святотатство*. А  Лев Николаевич это делал легко.
Но за кажущейся лёгкостью стоял глубочайший личный внутренний переворот в его сознании.
Например, Толстой не верит в чудо воскресения, поэтому он и заканчивает своё Евангелие тем, что Иисус погибает на кресте.
Это ошеломительно для того времени.
И это характер!
Он ни о чём кроме жизни и смерти не думал.

У Толстого есть закон, который касается всех его произведений: жизнь - это рост, возрастание всегда (нет убывания никогда).Другое дело, что этот рост может быть трагическим.
А вот убывание чего-то - это смерть.

Он считал, что современные вопросы земства, литературы, эмансипации женщин и т.д. не только незначительны, а что их просто нет.
В письме к академику, писателю, журналисту, публицисту, историку критику П.Д.Бабарыкину он пишет:
*То, что вам кажется океаном, просто грязная лужица, в середину которой поставили вас. Цели художества несоизмеримы с  целями социальными. Цель художника не в том, чтобы несоизмеримо решить вопрос, а в том, чтобы научить любить жизнь в бесчисленных, никогда не истощимых всех ее проявлениях.
Если бы мне сказали, что я напишу Роман, где опишу свой взгляд на все вопросы современности и социальные вопросы, я бы не посвятил и двух часов своего труда на такой роман. Но если бы мне сказали, что то, что я напишу будут читать нынешние дети лет через двадцать, и смеяться, и плакать - полюблять жизнь, то я бы посвятил ему всю свою жизнь, и все свои силы*.

И все его богословские тома написаны для того, чтобы *полюблять* жизнь, понимать её. В этом и состоит зерно толстовства.

Мало кто из наших современников может догадываться, что его великий роман *Война и мир* - может быть, одно из невероятно изощрённых 4-х томных объяснений в любви одной женщине.

В романе все хорошие - некрасивы: Пьер - толстый, Наташа - вначале некрасивая девочка (красота приходит потом), Болконский - мрачен, Кутузов - спит всё время, даже на своих совещаниях, что-то бормочет, отступает..., Но побеждает Наполеона.
Зато Елен - красавица, Курагин, Дорохов - красавцы.
Но это - абсолютный прототип его семьи и близких людей.

Он - молодой человек определенной среды, вынужденный вести развратную жизнь.
Вот так - встал и пошёл вести развратную жизнь - иначе какой ты офицер и дворянин?

В своих дневниках он пишет: я вдруг выяснил, что все люди, с которыми я занимаюсь разгулом, талантливее меня в этом деле, а значит  это не моё предназначение.

По возвращении из армии Толстой ставит перед собой три главные задачи:

1. Попасть в круг игроков при деньгах и играть.
2. Попасть в высший свет и, при подходящих условиях, жениться.
3. Найти место, выгодное для службы.

Эта программа будет казаться смертельной всем его героям. Но он будет осуществлять её.
Представьте себе, он же проиграл яснополянский лес.
Надо вспомнить его рассказ *Три смерти* про то, как умирает барыня, крестьянка, дерево.
Потом он всю жизнь будет сажать леса, сады, будет служить Ясной Поляне - этому природному миру.

А ведь было и то, что он проиграл в карты Яснополянскую усадьбу.

Он будет уже знаменитый писателем, а всё ещё будет погашать свои карточные долги и до конца жизни, по толстовски, будет расхлёбывать свои любовные приключения.
Он совершит свою роковую ошибку из честности.


Продолжение следует...