Эксперт конкурса Анжамбеман Ирина Кабачкова

Дорогие друзья, авторы и гости Стихиры!

С вами Елена Чалиева. Разрешите вам представить в качестве эксперта конкурса «Анжамбеман» прекрасную поэтессу, филолога, критика, кандидата педагогических наук и просто красивую женщину – Ирину Кабачкову.

Ирина родилась и живет в городе Сочи. Окончила филологический факультет Российского государственного педагогического университета имени Герцена. Она – победитель литературной премии им. Рождественского, лауреат международного фестиваля «Боспорские агоны». Публиковалась в литературных журналах и альманахах, периодических изданиях и коллективных сборниках. Ирина – автор двух книг стихов, множества песен, которые она любит исполнять под фортепьяно. В прошлом году она приняла участие в самом известном конкурсе сайта Стихи.ру – «Турнире поэтов» на Литературном телевидении и прошла в полуфинал.

Её страница на Стихи.ру: http://stihi.ru/avtor/3084958bhf.

Мир поэзии Ирины Кабачковой – сложный, многомерный, со своей сложившейся интонацией. Её стихам характерны метафоричность и игра со звуком, многослойность лексики и отличное владение поэтическими техниками. Философские темы занимают значительную часть её поэзии. Стихи Ирины удивительно разнообразны – от твёрдых форм до постмодернизма. Вот такое поэтическое богатство!

Приведу высказывание Ирины, которое прозвучало в одном из выпусков «Турнира поэтов»: «Ничего интереснее людей всё-таки нет». Видимо поэтому многие её стихи отражают внутренний мир разных людей, отражают с любовью и благодарностью. А я очень благодарна этому удивительному человеку, что она согласилась быть экспертом в  нашем конкурсе. Но в данном случае советую участникам не расслабляться, так как слышала, что Ирина – строгий критик, и это очень хорошо.

Публикую несколько её стихотворений, которые мне особенно понравились.


 чистовик
               
Я навсегда - твоя маленькая девочка.
Куколка. Кисонька. Кровиночка.
Шорк-шорк.

И сейчас подолгу прислушиваюсь.
Особенно ночами.
Особенно, когда пишу.
Пока я пишу.

-

Пока я писала, ты мела и мела двор, тщательно растушёвывая углы.
Не пеняла, не заморачивалась.
Ты всегда сочувствовала мне, пока я сострадала героям
                фильмов,
                книг и
                собственных фантазий.
Ты всегда скребла этот двор до фанатизма,
оставаясь даже в моих снах этим шорк-шорк -
                в самой потаённой глухомани подсознания. -
Изогнутое акварельное пятно
порыжелого листа абрикоса
на индевелой трещине в  бетоне.

И это не упрёк.
Шорк-шорк.
Я тоже взялась за веник, мама.


ЛЕТНЕ
 
На пустоте становится легко
настаивать и птичье молоко,
и ангельское. Только причудачить
и приручить –– на клавиши, на корм,
на предсердечный бесконечный ком ––
Иначе.
 
И пустота сквозь ночь идёт вперёд,
меня за руку девочкой берёт,
той самой, что со мной ходила в садик,
и странницей стучится в бытиё,
мешая горькой праздности бельё;
суетно голосует эстакаде;
 
и обжигает пальцы, разобрав
мои слова на перемычки трав,
на флейты перепутанные ноты.

Рождается орлица из пера ––
девица из ребра да серебра ––
вдруг спросит: кто ты?

….
 
А дворник подметает высоту,
несовершенство предъявив кусту.
Хватает конь степи горячий воздух,
звенящий пустотою за версту.

У Бога нерождённого во рту
стрекозно.
 


ДОЖДЬ В КЕРЧИ
 
В Героевке героев нет и мест на пляжах. Тишина звенит окрест.
 И степь лучится. Сквозь прибой кузнечик
В ракушечник закинул горсть монет, обгладывая сбоку континент
До острова, что серебристо-вечен
 В июнь. - Такой... - нестрашно умирать... Зной вечера сгущается в мистраль,
Бессмертником свивая вялый воздух.
 Ковыль склонился, волны домолчав. Течет луны усталая свеча.
А кони света напрягают ноздри -
 И вдруг одним рывком летят в провал. Многоэтажек жмутся острова
К реке, уставшей гнать машины с трассы.
 Загустевают тени у воды... Цари, солдаты, боги... сизый дым...
Песок мешает пули, стрелы, асы...
 Клубятся в косах ливня голоса... Смерч над проливом... Только б записать. -
Истории размыты вехи, бреши.
 Бреду среди курганов, рву траву и говорю себе: "А я живу! "
Промокший, совершенно одуревший...
 Накрыла тени павших длань моста. Строитель каску в зыбь подкинул, встав
На кромке недописанной страницы.
 Гроза набухла гроздью. Виноград жмёт рваный ветер, остужая сад,
И заставляет небо торопиться,
 Меняет быль и небыль, низ и верх. Курлычет ливень, бьёт крылом, как стерх,
Край тучи. Ближе. Тяжелей. Условней.
 Хлопки, хлопки закрытых в спешке рам. Струя толкнула мятый бок ведра,
Неся надежду в зев каменоломни.
 Аджимушкай оплакав и крестив, стекает по локтям и ступням ив
В припудренные пылью  чашки маков...
 Тебя пронзает  взглядом Митридат. Неспешно пьёт из кубка чёрный яд,
Шлем надевает и идёт в атаку.


ТЕТРАДНОЕ ШИТЬЁ

Тетрадное несложное шитьё...
Пусти строку, потом зови её.
Тут проймочка, а тут - красивый кант,
тут - глазу, тут - пригладисто рукам.
Свивай себя в ядрёные жгуты.
Как будто ты, а разглядишь - не ты.
И пуговку стеклянную пришей
из тех, что приглянётся, по душе.
И я тогда зайду к тебе по шву -
помлею, посмеюсь и пореву
над вышитою крестиком строкой:
слова-слова - нет, мировой покой...



ДАВАЙ СТИХИ

Давай стихи, чтоб пялиться в окно.
Там тлен и снег, и поздняя сурепка.
Паук со всех судьбопроводных ног
В углу кругами хлопает кареткой-

Калиткой дня, где всё по существу,
Где сущее - внемерность водомерки
В пруду озябшем. - Рву его, реву,
Сгущая капли перманентной смерти

В свирель-печаль с лимоном на столе,
Густым, как осень. - Ласковы и жёлты
В ней зеркала, где мне немного лет.
Из желтизны проглядывают волки.

Несчастный день ненастно пьёт свеча,
Кричит тебе: не покидай кровати!
Уговори - угомони сейчас.
Знай, волк и снег вовне, пожалуй, кстати.


Снега - на платье, слезы - на платки,
Костры - согреть неспетого осколки.
Козу -хрустеть капустою - в стихи,
Взяв мотыльков на белые иголки.

Пар изо рта из бледных рифмопар
Оттаивает. Ветер-вечер грустью

Моих свечей почти унял нагар,
К плетню прижав нелепый бок капусты

В балетной пачке девочки Дега.
И бьёт в тебя словами наугад.