исчезнувший камень

день был долог. крутились аллеи
в исчезновении, и белое время собирало свои корни.
я плакал белыми слезами,
чтобы они были услышаны отрешенным оком.
так слеза была ничем,
и только навзрыд слетали листья с травы,
и тополь прорехи забивал своими корнями.
тополь был ничем - здесь, в этой первозданной
пустоте,
занавешенной частыми, резвыми огнями.
только север падал в каплю,
и творог сыпался с ветвей,
как бы пронизанный своей судьбой.
судьба остро завихрялась на краю ночи,
и стужа скрывала все, что подлинно существует.
веер волхвов редел,
капли стаи скрывались в пустоте,
она закрывала собой деревья и панику смеха.
так открывался конверт,
медленно, будто просверленный жестом, словом и взглядом.
ты внимала,
ты собирала пожухлые огни,
ты стояла и слушала потерю весны,
ее первозданную судорогу,
сплоченную в оковы жара.
жар заструился, как только я его увидел.
жар твой загорелся в ночи,
и я его открыл для себя,
проливая свое пение в ладони.
сколько ты сказала слов? сколько поцелуев остались неузнанными
уже здесь и сейчас?
сколько ты стихала, сколько ты плакала на краю собственного
мрака? не знаю.
может быть,
ветер, может быть, хандра,
только ты исчезла,
как капля воды в океане,
океане слез,
что возникают каждый раз,
как только проговорено слово.
каждое слово отделялось собственной слезой,
каждая слеза собирала свою собственную бурю
и горела себе вопреки.
это было потрясающе,
как ты метала искры огня мне навстречу,
как ты сталью своей закаляла мою плоть.
как я все это услышал?
как я проник в пылинку твоего пламени?
я доподлинно светился в пустоте,
которая была исчезновением моего ока.
я доподлинно светился,
чтобы ответить непонятными знаками и пируэтами,
отчетливыми танцами собирания себя.
здесь, в этом движении,
ты исчезла,
чтобы отговорить зимушку в исчезнувшем камне.