В потоке февраля под руку с Диккенсом

Снова спускаюсь в день
по тёмной лестнице бессонницы
на которой однажды сильно подвернул
голеностоп
но сознательно
не включаю свет

Только одну электролампочку желания
еще могу зажечь:
«скорее бы весна»
Кто-то до нее уже не доживет
но всё-таки как-то приятнее весною
под какой-нибудь цветущей вишнею под черешнею

Греет то
что венгерский февраль
это уже почти весна
то есть уже не осень
обычно играющая здесь античную трагедию
в маске зимы

Помнится
как десятилетие назад
я выполз по железнодорожным путям
из уральских сугробов
через просыпающуюся свободную
улыбчивую Украину
в Будапешт
который был уже абсолютно сумасшедшим
от цветения
или это я впал тогда в дискретное безумие
от изобилия разноцветного
вместо подлого диктата белого

А по Альфельду в разные стороны
потешно прыгали маленькие косули

А вот и
на мандельштамовской бледно-голубой эмали
моя госпожа Луна
обгрызенная наполовину ночной крысой
моей же сестрицей
из рабочего предместья

А вот и я
в алом жилете
в темно зеленом сюртуке
в аляповато-клетчатых брюках
с викторианской бородой
клею и клею позорные этикетки
на баночки с небесной ваксой
изо дня в день
всю свою жизнь
только это
ничего прочего

Когда-то
то есть большую часть пройденного в погоне
за играющим моей шляпой ветром
я был наивно-благодушным
мистером Пиквиком
Интересно что сделал бы он узнав как в Индиях
к святейшим жерлам великоимперских пушек
привязывают тех кому человеческое
достоинство и свобода
превыше всего даже жизни?
Лишь пройдя сквозь очищающую
невиновных вонь долговой тюрьмы
он в высшей мере понял чистый вкус
сострадания

Моим же предварительным дисульфирамом
вместо пиквикского фильтра стала каторга
советской псевдо-армии
Но и она не смогла вытравить полностью
веры в абстрактную человечность
лишь только озлобила на пару лет
ибо случилось сие чистилищное мероприятие
слишком рано для восторженного романтика
но все-таки научила держать лицо
при любых случайностях
А также зоркости и недоверию
Большую же часть муженаселения
этот лепрозорий превращал
в извращенных моральных уродцев
распространявших инфекцию
все дальше и дальше

Только к старости
я смог приблизиться
к абсолютно-вечно-молодой
к саркастически-блаженно-пинтопортерной
трезвости Сэма Уэллера
царапающего лазурно-лазуритные
гипсо-виньеточные
валентинки:

«Милое мое создание,
озабочен и совсем
одурманен… Есть желание
к Вам писать… Хоть славных тем
много… Только очень славною
темой почитаю Вас…
Тут конец сему заглавию.

Свой убогий тарантас
дальше покачу, он ветхий и
скрипом стонущий… Пока
Вас я не увидел, детка, то
думал: словно обшлага
одного камзола женщины
одинаковы, но вот
нынче понял – деревенщина! –
что осел и идиот
я безмозгло-регулярнейший,
потому что ни одной,
даже суперпопулярнейшей,
с Вами не сравнить… С весной
вижу славные картинки я…
Вы подходите мне… Вот
и пишу я к Вам из «Синего
борова»… и весь компот,
как сказала муха, хлопнувшись
в бражку для сливовки… Тем
славных множество…

                По гроб души
вечно Ваш Уэллер Сэм»

Зонты убитые февральским шквалом
вокруг городских урн без достойного праха
Брошенные пост-рождественские
атавизмы елочных конечностей
машут мне вслед
с буддийского асфальта
с самого что ни на есть дзен-буддийского асфальта
будто провожают
куда-то куда-то куда-то куда-то куда-то
желая пожизненному неудачнику лучшего
воплощения
С нетерпением ждал я именно этого момента
в предсказанном доморощенным прикамским мистиком
17-ом
   тогда я почти терял сознание
   под тачкой с камнями зноя
И в юбилейном по-зарубински памятном
   20-м
   переполненном всеобщим ужасом
   от микроскопических коронованных шариков
Я почти притянул ее губы к своим
   в 21-м
   не удачно
Но она неожиданно пришла сама
   через несколько месяцев
   за тысячами других
Интуитивно я хотел бежать
   от такого будущего
   не удачно

«А люди всё гибнут,
а цверг всё безумней
и давится гимном
змеиные зубы
вонзив в тело правды
и желчь свою впрыснув,
чтоб выдать потраву,
лишенную смысла
за нечто священное
с целью бесцельной…
Заштопать бы щель ту,
чтоб он из плаценты
не вышел протокой
рыбацких дозоров…
Горят мои щеки
под ржою позора.
По жизни такого
стыда я ни разу
не знал, но дракона
ухлопать обязан
ни Зигфрид, так Сигурд.
Проклятье рождая
кольцо Нибелунгов
зависло у края».

Да, не осталось больше
никаких желаний
Разве что пинту портера
а еще прямо называть подлеца подлецом
Но этот мой последний
одинокий лунный вой
никогда не будет никем услышан
он заглушенный ликующими воплями
каннибалов

(7-15.02.2023)