Иду

Спускаюсь по лестнице вверх… За спиною
какая-то дрянь беспорядочно воет
о том, что шаги мои слишком распутны
и миру со мною совсем неуютно.

Алкаю ответов на тыщу вопросов,
пытаясь оставить попутчиков с носом,
а те, изнывая от собственных страхов,
рифмуют меня с неизбежностью праха.

И нет сожалений о мыслях в поступках,
коль все в этом мире до ужаса хрупко,
но жаждет влечения к проискам света
на том рубеже суеты и на этом.

Решил не сдаваться. Иду, как по кругу,
уже не борясь с ощутимым недугом
растравленной совести, пьющей закаты
как чай, привезенный с Цейлона когда-то.

Чуть-чуть хромоты для внимательных взглядов,
с которыми вечно мусолиться надо
во имя закладок в старинных тетрадях
и памяти в чем-то потрепанном ради.

Оставлю отметку на времени лентах,
развешанных здесь со времен кватроченто,
а после свяжу из оборванных ниток
письмо узелковым о том, что разбито.

За нервными пальцами мука покоя
стирается в пыль неизбежной тоскою
по странному прошлому в жилах бодрящих
и дням, что при жизни никто не обрящет.

Не ранен. Не вырван. Не свит и не связан.
Любое «потом» трансформирую в «сразу».
Иду, не держась за надежды перила,
от тесных кювезов к таким же могилам.

Иду, и уже ничего не чураюсь
меж злым ноябрем и смеющимся маем,
поскольку за мною - лишь тонкие бреши
добра от того, кто был светел, но бешен…