Песок Столетий Публикация Михаила Синельникова

ПРЕДЛАГАЮ ВСЕМ ЛЮБИТЕЛЯМ ПОЭЗИИ ПОДБОРКУ СТИХОВ ЗАМЕЧАТЕЛЬНОГО ПОЭТА ,КЛАССИКА СОВРЕМЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ МИХАИЛА СИНЕЛЬНИКОВА!

Михаил СИНЕЛЬНИКОВ


ПЕСОК СТОЛЕТИЙ

ИЗ ФИРДОУСИ
Ты одинок, но видел много зла,
Ведь жизнь твоя среди людей прошла.

Так начинай повествованье, чей
Прошёл через селение ручей!

И под водой, на донце черпака –
Твоя печаль, тревога и тоска.

ГАЗЕЛЬ
Вот газель, золотая сцепка
Стольких рифм, а из них любая,
К прозвучавшим пришита крепко,
Блещет, новые вызывая.

И сбегаются к рифме каждой
Смыслы разные без ранжира,
Увлечённые общей жаждой
Уточнить этот образ мира.


В ВЫСОКОМ КУРДИСТАНЕ
Л.
И женщины Курдистана,
Щитами с широких крыш
Гремящие беспрестанно
В надежде, что ты сгоришь.

Угрюмо-недружелюбны,
Встречают они чужих.
А, может быть, это бубны
Грохочут в руках у них.

Обученная в Генштабе,
С посланьем ты к ним пришла.
Поскольку была в хиджабе,
Поэтому и цела.

А сами-то ведь езидки,
И лица обнажены…
Взошли на свои кибитки,
Как стража своей страны.

В их душах нет места страху,
Готовы гореть в огне.
И молятся здесь Аллаху
С почтением к Сатане.

*    *    *
 Я уже на другом берегу…
Ким Со Воль
Я думаю: возможно, был даос -
Кореец, на лужайке под Сузаком
Застывший в окружении стрекоз,
Дышавший наваждением и маком.

В тот знойный край, где меркла жизнь в цвету,
Внесли переселенцы в злые годы
Дальневосточной пищу остроту
И постиженье тайное природы.

И в отрочестве наблюдать я мог
Хранимую в быту всё неуклонней
Конфуцианства строгость и дымок
От погребальных благовоний.

ВСЁ, ВСЁ, ЧТО ГИБЕЛЬЮ ГРОЗИТ…
«Жениться, иль в Пекин отъехать?
Сначала санною ездой,
Потом верблюжьей… Ехать, ехать!..» -
Так Пушкин грезил молодой.

Там балдахины и поклоны,
Там колокольцы и божки.
А здесь разлив тоски зелёной,
Бесовской скуки и тоски.

Служенье грациям и нимфам
Он позже часто забывал
Во имя дружбы с Иакинфом .
Китайской повести внимал.

За ним гонялся чёрт раскосый,
И чудилось: настанет день –
Тайфун пожрёт родные плёсы,
Где дуб стоял, там будет пень.

В парадном здешнем беззаконье
Мечталось, погружаясь в сны,
Потрогать челюсти драконьи,
Зубцы незыблемой Стены.


ТИФЛИССКОЕ
                Д. Кондахсазовой
И там корзины с виноградом
Кинто  в руках носили на дом,
Взвалив на плечи бурдюки…
Сион и кирха были рядом.
Затем, от них недалеки,
Армянский храм и синагога,
Мечеть суннитов… Выбирай!
Различные жилища Бога,
А здесь земной тифлисский рай.
Жаль, Сталин невзлюбил шиитов,
Он их узорную мечеть
Из бирюзы и лазуритов
С лица земли велел стереть.
Потом сатрап, опившись чачей,
Разрушил славный мост Ишачий.
А ведь когда-то – не совру! –
Там Лермонтов, с ревнивым князем
Борясь, его швырял то наземь,
То прямо в буйную Куру.

Застал в прощальном запустенье
Я этот город, но зато
В мой сон еще врывались тени
Вдогонку мчавшихся кинто.


*    *    *
Бежал Тарковский юный голышом,
Застигнутый с возлюбленной в подвале,
А следом с обнаженным палашом
Супруг ревнивый в гневе и печали.

Теперь на экспонаты поглазей,
Там всё воображение тревожит –
Давно в подвале учрежден музей,
И стать бомбоубежищем он может.

Что ж, в тихий час увидеть поспеши
Картинки, ноты, школьные тетради…
А девушки, как прежде, хороши
В перекрещённом Елизаветграде.

СКАЗКИ
Песок столетий вязок,
Но глубину копни –
Страну волшебных сказок
Найдёшь и в наши дни.

Козлёнок там заблеет,
Проскачет серый волк,
Разбоем лес повеет
Под соловьиный щёлк.

И подберёт лягушка
Упавшую стрелу,
И встретится избушка
С мочалой на колу.

На курьих ножках встала
И делает круги.
На утре дней, бывало,
Гостил ты у яги.

От горького похмелья
Видения в ночи…
Куда же ты, Емеля,
На мчащейся печи?

*    *    *
А.Б.
Давным-давно переродились греки,
Сократ с Гомером в залетейском мраке,
В другом эоне сгинули навеки,
А нынешние пляшут свой «Сиртаки».
И всё же в общем гомоне и гике
Явилось вдруг, возникло из плеромы
Твоё лицо Самофракийской Ники,
А с крыльями вы все давно знакомы.


*    *   *
Когда у крайних рубежей
Пройдет охота на моржей,
На людный праздник прибежит
Одна старуха-эскимоска.
Наряд узорами расшит,
Лицо раздумчивое плоско.
Напомнит голос горловой
О лётчике-американце.
Сочувственный раздастся вой,
Замрёт шаман в свирепом танце.
И, может быть, через пролив
Туда, где долго длятся пляски,
Прольётся встречный зов, приплыв
С туманных берегов Аляски.

*    *    *
Я знаю: прилетая
Из темноты ночной,
Твоя душа святая
Витает надо мной.
И до побудки ранней
Мне слышные едва,
Твоих увещеваний
Мерещатся слова.
Всё этот призрак вьётся
Так много лет спустя.
И сердцу остаётся
Лишь замереть, грустя.
Запнуться и заёкать…
Он рядом и далёк,
Как спящему на локоть
Присевший мотылёк.


*    *    *
Вновь размышленья, связанные с верой,
Или с безверьем. В общем всё одно.
Куст, наклонённый над плитою серой,
В полудремоте видится давно.

Земля темна. Что питие и брашно,
Любовь и дружба! Всё истает в ней.
И только рядом с матерью не страшно,
Как в детстве, так и в старости твоей.


*    *    *
Влюблённость, лёгкий вид недуга,
И ревности жестокий жар,
И сердце, сдавленное туго,
Вот - и любовь, небесный дар.

Что делать с ней, куда с ней деться?
Что сделает она с тобой?
И всё же к ней бежишь из детства,
Глотая воздух голубой.

ПЛАВНИ
И эти плавни – камыши с лозиной.
Как только схлынет буйная река,
Дух размноженья вспыхнет над низиной
И огласит всё царство тростника.
И снова крик лягушачий горячий
Наполнит мир и взбаламутит ил…
Так мы кричим и досаждаем в плаче
Тому, кто нас для жизни сотворил.
Сначала страсть толкает нас к раздорам -
В бурлении разрозненном и злом.
Как вдруг сникаем и согласным хором
Возносим благодарственный псалом.