Русалочьи мотивы

I

Пленённая дева печальной красы
Тюрьма твоя вширь необъятна.
Здесь травами души кругом проросли,
Не будет дороги обратно.

Ты волосы чешешь под полной луной,
На волны, штормящие, смотришь.
И хочется всех утянуть за собой,
И страхам в лицо ты хохочешь.

С водой воедино навеки слилась,
Нашла в ней защиту и дом свой.
На мягкие волны сама улеглась,
Заснула под шум их спокойный.

Ты видишь и бури, и мирную гладь,
Характер воды точно женский,
Горячие ласки и гордая стать,
И скорая гибель в отместку.

Зачем ты не хочешь его пощадить?
Он тонет, он гибнет, отравлен!
За что ты решила его погубить?
С водою он силой не равен.

А ты все смеёшься, тянув за собой
Погибшую страстную душу.
Идёт он зов, он тонет с тобой,
Ему не вернуться на сушу.

II

Волною смыть все горести, напасти.
Под этой же волною захлебнуться.
Скажи мне море, если ли в жизни счастье?
Как задышать мне, чтоб не задохнуться?

Ты не ответишь, право, ты не знаешь.
Или напротив знаешь слишком много.
Но мне нужны ответы, понимаешь?
Без них не отыскать мою дорогу.

Нет, ты не говоришь со мной, ведь ветер
Тебя ласкает нежной теплой лаской,
Сливается с тобой, рождая пену,
Шепча счастливые, доверчивые сказки.

Но сказки существуют только мрачные,
Гнетущие, тоскливые и страшные.
Русалка не найдет душу пропащую,
Морская пена будет ее саваном.

Скажи мне, море, есть ли в жизни счастье
Для бедной неприкаянной русалки?
Ведь голоса-то нет, чтоб докричаться
Сквозь долгие века и расстояния.

III

Ты знаешь, мне очень холодно,
И нет способа согреться.
Луч солнца не светит мертвым ведь,
В него не могу одеться.

Ты знаешь, мне очень голодно,
Мне хочется красной крови.
Она не бежит по жилам ведь,
Течет вокруг только море.

Ты знаешь, я с ужасом поняла,
А человек впрямь венец творения.
Лишь его только кровь той жизни полна,
Что дает для души исцеление.

А кровь рыб, осьминогов, да что говорить,
Даже мутная кровь того Ктулху,
Льется мертвой водой, и мне век по ней плыть,
И мне отдыха нет ни минуты.

Да, ты знаешь теперь, как же я голодна,
Как мне холодно здесь, в воде мутной.
Поделись же со мной, напои допьяна
Своей кровью живой, милый путник.

IV

Быстро ж ты, любимый позабыл
Жар ласок да цвет алый моих губ,
Как за руку сюда меня водил.
Но моя память крепче, душегуб.

Да где тебе сейчас меня признать.
Уже не так румяна и свежа.
Лишь зелень глаз должна напоминать,
Убийственной любви моей слова.

Утешился ты на руках другой,
Когда мой след и даже не остыл.
Но не уйти тебе, мой дорогой
От цепкой и слепой моей любви.

Не бойся, вода ласкова, как я
Была с тобой в ту сказочную ночь.
Иди под воду, я зову тебя.
Ничто уже не сможет здесь помочь.

V

Тонкие руки тянутся к свету,
Но свет для нее погас.
В мутную тину отныне одета.
Знаем мы этот рассказ.

Распущены волосы, бледные губы
И смерть, что застыла в глазах.
Честь и мечты навеки поруганы,
А воды - ее небеса.

Зачем же хватаешь ты бледную руку
В свою, где пульсирует кровь?
Пойдешь за русалкой на вечные муки,
Что дарит слепая любовь.

VI

Скучаю ли я по деревьям и цветам?
О нет, подводный мир разнообразнее.
Дно так огромно, что не верится глазам.
На суше все такое несуразное.

Скучаю ли по людям и словам?
О нет, они меня так подло предали.
Жестокие к моим горьким слезам.
Мечтаю отомстить им за содеянное.

Скучаю ли по собственному сердцу?
О нет, я рада, что оно остановилось.
Еще живой не знала, куда деться
От лютой боли, что по нем разлилась.

Скучаю ли вообще хоть по чему-то?
О нет, быть мертвой все же как-то легче.
Но разве, может быть, по тем минутам,
Когда я зажигала в доме свечи,

Когда бежала со всех лап к огню собака,
Лизала липкие мои от воска руки.
Не знаю, отчего не понимала,
Что в жизни главные такие вот минуты.

Еще скучаю по своим прогулкам,
Когда в ладошку набирала ягод
И раздавала детям у опушек,
Они всегда мне были очень рады.

Запомнились такие вот моменты
В моей насыщенной, хоть и не длинной жизни.
А страсть, скандалы, платья, бусы, ленты
Исчезли в бездне, чужеродные и лишние.

Еще я помню, как ушла под воду.
Тонула и смотрела в небеса.
И осознала вдруг, но очень поздно,
Что жизнь моя была не так плоха.

VII

Ах, замолчи! Не пой мне эту песню
О той своей загубленной любви.
Не соблазняй остаться здесь навечно
И в темный омут сладко не зови.

Не говори, что род мужской коварен.
Таких видала, но не все ведь таковы.
Жестоким будет тот, кто сам изранен,
А добрым - тот, кто искренне любим.

Не лги мне, что подвластны воды мира,
Русалкам, утопившимся в реке.
От смерти не бывает эликсира,
Ты захлебнулась в лжи и клевете.

Не жалуйся ты мне, как одиноко,
Тебе без нашей дружбы в сей беде.
У нас теперь ведь разная дорога,
И так угодно, видимо, судьбе.

Так говорила девушка подруге,
Не понимая, что уже мертва.
Русалка ее нежно утянула
Под воду и тихонько уплыла.

VIII

И я когда-то такой была.
Столь глупой, юной и столь влюбленной,
Как та глупышка, что уплыла,
Меняя хвост на чужие ноги.

Как дань оставила голосок,
Ему она про любовь не скажет.
И не уложится в краткий срок,
Не поведет принц к венцу русалку.

Я это знаю, иллюзий нет.
Она погибнет, мечты нереальны.
И не послушает мой совет
Губить самой, а не ждать пощады.

Ее не жаль мне, во мне чувств нет.
Ведь так идет с сотворенья мира,
Совсем не пара нам человек,
Наша судьба - быть в родной стихии.

IX

И зря же не послушала я ведьму,
Она предупреждала, не лгала.
Любить, как я узнала, очень вредно.
Мой принц так быстро позабыл меня.

Не оценил великой моей жертвы,
Из-за него навек теперь нема,
Ноги в крови, а это прямо зверство,
Когда идет со мной он танцевать.

Его принцесса так высокомерна,
Она едва лишь на него глядит.
Моя к нему любовь же безразмерна,
Ему и мне она только вредит.

Не ценят принцы неги поклоненья,
Им нужно зализать ноги принцесс.
Усвойте, девочки, такое наблюдение,
Примите к сведенью мой маленький ликбез.

Его, конечно, убивать не буду.
Мой нож лишь для возлюбленной его.
Ее головку поднесу на блюде
Я ведьме в дар. И так верней всего.

X

Дочь воздуха или морская пена?
Скажи мне, кем же стала ты в итоге?
Любви или души ты так хотела?
Меня иль человеческие ноги?

В этой истории навек останусь крайним,
Предателем, изменником, повесой.
Каким меня ты провожала взглядом,
Когда вел к алтарю свою невесту!

И хорошо, что мы не говорили.
Ты хоть русалка, но ведь все же женщина.
Не объяснил бы я вовек любви своей
К тебе, как к другу и сестре. Все тщетно ведь!

Я виноват, что полюбил другую?
О да, теперь уж виноват, конечно же.
Ведь ты спасла меня от морской бури,
Ты всем ради меня пожертвовала.

Ты благородна, я неблагодарен.
Не оправдал сияющих надежд
Тех юных дев, что нас с тобой узнают
Из датской сказки через много лет.

Увы, я жив и даже в чем-то счастлив,
Когда стою тут под руку с женой.
Моя любовь к ней стоит всех напастей.
Да, правда, всех, но лишь кроме одной...

Я не могу забыть глаза-океаны,
В которых видел я твою любовь.
Ты мне родной, незаменимой стала.
Тебя я честно величал сестрой.

Дочь воздуха или морская пена?
Твоя душа жива или мертва?
Хочу и не хочу узнать ответы.
Ты в сердце у меня жива всегда.

XI

Я сел на берег, прямо у воды,
И воздух окунул меня в прохладу.
Ничто не предвещало мне беды,
Плеск волн был так далек от огня ада.
Не знаю точно...видно, задремал.
Открыв глаза, увидел подле деву.
Меня она сразила наповал,
Тем паче тем, что постоянно пела.
По плечики она была в воде,
Если б не это, думал б не живая.
Ведь я не видывал до этого нигде,
Что мертвецы прямехонько стояли.
Ее я сразу подозвал к себе,
Признаюсь, шельма прям околдовала.
Ну разве можно выдумать глупей,
Желать мне, чтоб меня поцеловала?
Но она мигом ловко подплыла,
Так близко, что я видел только губы.
Но страсть моя короткою была,
И в горло мне вцепились ее зубы.
Охотничий мой нюх почуял смерть,
И кровь моя лилась вином по телу.
Взмолился ангелам, схватил нательный крест,
И тварь истошным воплем зашипела.
С трудом глядел, как пятилась назад,
И с головой совсем ушла под воду.
А я, прославив громко небеса,
Сбежал, пока не поздно, на свободу.
Да я не вру, и это все не сказки.
В тот вечер не буянил и не пил.
А рассказал, чтоб знали, как опасно,
На берег ночью одному ходить.