Светлой памяти отца

     Папка, милый папка! Вот уже полгода, как тебя нет, а сердце никак не соглашается с потерей. Укладываясь спать, зову тебя: «Приснись, я соскучилась».  И правда, однажды вижу сон …
     Хлопочу по хозяйству, суечусь. Вдруг слышу – хлопнула дверь. Оглядываюсь – папка?! Весёлый, шустрый, быстро проходит на своё обычное место на диване, усаживается, подобрав одну ногу под себя (любимая поза), в глазах смех: «Ну, как вы тут без меня?» Я растерялась, но не испугалась, уж очень он обычный. Сажусь рядом: «Папка, ведь ты же умер!» «Вот беда какая! Ну и что? Нельзя что ли домой прийти?» «Конечно можно, что ты! Я так рада тебя видеть! Как ты там?» «Нормально»…
     Мы долго о чём-то говорили. Помню,  много смеялись чему-то. А потом я спросила: «Пап, а к тебе можно прийти?» Он, не меняя интонации, воскликнул: «Нет! Не надо. Я сам иногда буду к вам приходить»… И я проснулась.
    Ах, папка, я скучаю по тебе, я помню твои насмешливые глаза, твои «солёные» шуточки. А ещё я помню, как однажды ты сказал мне, десятилетней девчонке: «Ох, Надька, А смородина в колках – во-о-о  какая!» И показал свой чёрный от загара и земли кулак: «А скусная, прямо пальчики оближешь! Давай собирайся, ведёрко возьми, хлебушка и поехали» Я быстро собралась, подбежала к прабабушке: «Бабонька, дай скорее хлеба и сахара мне и Бою». А Бой – это конь, который был закреплён за папкой.  Серый, стройный, с такими же насмешливыми глазами, как у хозяина. Мы с Боем давно дружили. Я очень его любила и не забывала всякий раз захватить для него краюшку и кусочек сахара. Он охотно и снисходительно принимал угощение и долго кивал своей красивой головой. И теперь Бой мигом подобрал мягкими влажными бархатными губами кусочек, покивал – поблагодарил и в нетерпении дёрнул поводья.  Папка подсадил меня в ходок, запрыгнул сам, и Бой, не дожидаясь окрика, рванул. Я отпрянула на прутья ходка, мы засмеялись, и Бой заржал вместе с нами.
     Всю дорогу по селу мы молчали. Папка многозначительно поглядывал на меня,  загадочно улыбаясь. Как только переехали Вагинский мостик, за селом, Бой прибавил шагу, ходок весело задребезжал, будто заиграл какой-то древний инструмент. Папка слегка толкнул меня плечом. Я знала, что это значит. Мы громко, изо всех сил запели – заорали: «Ехал я из Берлина по дороге прямой, на попутных машинах ехал с фронта домой…»
     Папка хорошо пел, он много знал песен, а особенно любил эту, ведь ему довелось повоевать.  Я почти все «его» песни  знала и тоже любила. Мы часто пели с папкой, как только удавалось. Я рвала связки, уж очень мне хотелось петь громче, чем он. Да куда там! Быть может, такие упражнения и развили мой голос – я всегда отличалась тем, что очень громко говорила, читала, пела. Но папку я никогда не могла перепеть – перекричать.
     … Ну, вот и знакомый колок. Бой остановился, как только почувствовал, что вожжи чуть  -  чуть натянулись. Мы сошли с ходка. Мой друг закивал головой, сверкая глазами – сливами: «Да не забыла я. Вот твой кусочек». И не боясь, что укусит, подала коню сахар. Он осторожно снял с ладошки сладость и захрустел, ласково – хитро поглядывая на меня.
     «Вот здесь и останешься, - сказал папка, - переходи от колка к колку, а в котором будешь собирать ягоду, привяжи на видном месте этот красный лоскуток. Я поеду назад вечером и заберу тебя, по ленточке – то и узнаю, где ты находишься».
     Я попрощалась с Боем и шагнула в прохладу и аромат колка. Почти у самого края росла смородина. И правда, она была ну очень крупная. Я сжала кулак и поднесла к ветке – конечно, ягода была меньше даже моего кулачишки, но всё же великолепная.  Не теряя времени даром, я стала собирать ягоду в ведёрко, не забывая класть  её и в рот. Смородина была сладкая, душистая. Я уже после никогда такой не ела.
    Скоро мне надоело лазить по этому смородиннику. Все лучшие ягоды я уже сорвала, как мне казалось, и, помня наказ, отвязала ленточку, которую привязала к ветке берёзы, что росла на краю поля, почти в пшенице, подалась в другой колок. Там смородины было ещё больше, да встречалась малина, которую я с удовольствием ела, а свой «обед» почти  не тронула, мечтая щедро одарить Боя, как только они с папкой приедут за мной.
     Было ещё совсем светло, но в колке вдруг похолодало, и осины  зашумели как-то влажно. Я уже набрала полное ведёрко и, отсыпав ягоду на  платок, пошла  добирать  ведро. Оставив платок со смородиной возле черёмухи, на ветку которой как можно выше привязала ленточку – ориентир. Быстро-быстро  добрала ягоды до полного ведёрка, поплелась к черёмухе. Казалось,                что папка приехал и ждёт меня, а я и не слышала. Но нет, никого не было. Мне стало немного грустно. Я устала и хотела спать. Прикорнув под черёмухой, вдыхая одурманивающий аромат листьев, ягод, трав, я  уснула и спала, наверное, долго, потому что проснулась оттого, что озябла. Стало уже сумрачно, а папки не было. Я не боялась, знала, что он приедет  обязательно, а задержался потому, что ему некогда со мной в игрушки играть, у него – уборка. Вот-вот появится. И не ошиблась! Вон как шумит ходок, будто  сразу на нескольких барабанах кто-то стучит: та-та-та, та-та-та, та, та … Мой красавец Бой летит, как птица, грива и хвост развеваются на ветру. Его и торопить не приходится, он сам торопится -   знает, что  угощение ждёт его. Я замахала ленточкой, которую давно отвязала от ветки черёмухи, и радостно закричала так громко, как могла: «Эгей! Я здесь! Сюда!» То ли папка, то ли Бой, то ли оба сразу услышали  меня и повернули в мою сторону.  «Ну, что же ты, папка?! Я жду, жду …»  Он немного смущённо стал оправдываться: «Да вот совсем было собрались с Боем за тобой – смотрю,  заяц бежит: «На,  - говорит,  -  Наденьке гостинчик»,  -   пришлось задержаться. На вот, смотри, что он тебе прислал». И достаёт из ходка охапку гороха, лукаво посматривая на меня.
     Всю дорогу до дома я ела сладкий горох и рассказывала папке, какая крупная смородина – с кулак, как быстро я набрала полное ведёрко, что ни капельки не боялась и знала, что Бой-то уж точно про меня не забудет. Вон как хлебушек  смял.  А бабонька сколько варенья сварит из моей ягоды!  Я ещё малины могу набрать. В колках видела малинник. И черёмухи тоже можно набрать …
     Я щебетала всю дорогу до дома. Папка, наверное, не всегда слышал меня. Он смотрел по сторонам на свои поля и о чём-то мечтал, но не забывал улыбаться мне и кивать, соглашаясь с моими  высказываниями: да, малины и черёмухи можно набрать, да, бабонька наварит много варенья, да, я молодец …
     Ах, папка, сколько хорошего в жизни было связано с тобой. Ты лучший в мире папка! Земля тебе пухом.