Война и мир. гл. 4-1-4
Нам людям, не жившим в то тяжкое время,
Когда половина всей нашей страны,
Накрыло невиданно-тяжкое бремя,
От этой навязанной страшной войны;
Тогда всем казалось, все русские люди
В том заняты только спасеньем страны,
В отчаянье, в горе их жизнь теперь будет,
Но думали все о каком-либо чуде,
И для устраненья итогов войны.
А кажется нам потому лишь в том плане,
Что видим мы в прошлом всех войн интерес,
Но это не так, это мненье обмана,
Оно и не «тянет на правильный вес».
Но каждый, кто жил, в то тяжёлое время,
Имел своих личных в достатке забот,
Война нагружала проблемами темя,
Что личное — выше всех общих забот.
А те, кто пытались понять ход проблемы,
Путём личных жертв или чем-то иным,
Кто близко приня;л все проблемы и темы,
Что те недоступнее были другим;
Та группа людей, чьи заботы о личном
Всегда были выше, чем тех интерес,
Деньгами и делом их вклад был приличным,
Полки ополченья добавили вес.
Но всё оказалось напрасным деяньем,
И — вредным, порою, по ходу войны,
Грабёж деревень ими с полным стараньем,
Никак не прощает им в этом вины.
И даже в кружках люди высшего света,
Кто с умным стремленьем творили в речах,
Оттенки притворства и лжи, и навета,
Тому, кто нёс тяжесть войны на плечах;
Одна бессознательна(я) роль человека,
Кто жил и творил иль играл в этом роль,
В прошествие лет, может быть, даже века,
Наносит потомкам законную боль.
Кто даже участником был тех событий,
Но не захватил его в них интерес,
Кто мыслям о них не дал хо;ду развитья,
Имеет полезней он в обществе вес.
Значенье текущих в России событий,
Чем ближе участие в них всех людей,
И тем незаметнее стало развитие
В прошествие этих событий и дней.
Богатый весь класс в ополченья мундирах,
До слёз выражали все чувства свои,
И, жертвуя в дело насколько, кто в силах,
Оказывать помощь тем самым могли.
Но в армии мало кто думал всё также,
Она, покидая родную Москву,
Солдату, скорее всего, было важно,
Хотя, отступая, глотали тоску;
Но думали больше они о зарплате,
О новой стоянке, найти бы покой,
Нельзя отрицать и мечты о расплате,
Устроить бы им окончательный бой.
Ростов, тот к примеру, без жертвенной цели,
Активным участником был той войны,
На всё, что случилось, они все смотрели,
Не предъявляя кому-то вины.
Но если б его и его всех гусаров
Спросили, что думают о положенье страны,
В ответах не слышно бы было «базара»:
«На то есть начальство на случай войны.
Мол, слышали мы и о новом наборе,
И сдача Москвы — не конец всей войне,
На нашем российском широком просторе,
Найдут все французы могилу себе».
По этой причине он без сожаленья,
И даже тому несказанно был рад,
В Воронеж послали его с назначеньем,
Коней закупить «на военный их лад».
Был послан за несколько дней до сраженья,
Зовётся теперь оно Бородино,
Он рад был вдвойне, заслужив то доверие,
Война не стучала в душе у него.
Он приданных делу гусар послал ходом,
А сам на почтовых продолжил свой путь,
В пути любовался он русским народом:
Деревни, стада наполняли всю грудь.
Пасущийся скот и грудастые бабы,
Ухоженность всех деревенских домов,
Никак не вязались с понятием «слабы»:
«Нет, мы победим этих пришлых врагов!»
В Воронеж он прибыл уже поздно ночью,
В гостинице местной нашёл он покой,
Почувствовал он под собою здесь почву,
Здесь «светский рай» даже был столь родной.
Побрившись, одевшись в парадную форму,
Начальство с утра начал он посещать:
«Задать самому себе нужного корма»,
Затем, чтоб всем видом на дело влиять.
Начальник военных резервов здесь местных,
Был старый и статский уже генерал,
Влиянье и власть его бы;ла столь веской:
На многие зоны хозяйства влиял.
Он принял Ростова с серьёзнейшим видом,
Напыщенность, важность себе придавал,
Вопрос лошадиный ему только ведом,
Он всем и советы в том плане давал.
Потом с губернатором было знакомство,
Ему указал он, где лучший товар,
Оно также стало духовным лако;мством,
Знакомство пришлось ему словно как дар.
— А мы здесь все знаем всё ваше семейство:
Вы будете графа Ростова ведь сын?
Жена моя с матушкой вашей в знакомстве,
И нет у нас лучших для вас в том причин;
Как вас пригласить к нам сегодня на вечер,
У нас собирается города цвет,
Здесь мы раз в неделю всё общество «лечим»,
Его заставляя явиться на свет.
Узнав у него адрес конного места,
Где лучших растят, как всегда, лошадей,
Ростов с своим другом и вахмистром вместе
Туда поскакали как можно скорей.
Заводчиком был некий местный помещик,
Знаток лошадей, прежний ка;валерист,
В науке лошадной он слыл словно хищник,
Однако фигурой был сам — неказист.
Ростова ценил, как родного он друга,
Таким же, как он, знатоком лошадей,
И этот гусар с лошадиного круга…
Зачислен заводчиком в свой круг друзей.
Их сделка лишь длилась всего-то два слова,
Уже они стали друзьями на «ты»,
Достиг покупатель такого улова,
Шесть тысяч — и двадцать коней взял в бразды.
Любимым венгерским обмыли покупку,
Каким был любитель, хозяин коней,
И, выкурив в дружбе законную трубку,
Увёл покупатель своих лошадей.
Ему было время, куда торопиться,
Ведь он приглашён «на смотрины», как гость,
Пора уж настала ему веселиться,
Забив своим видом в их общество «гвоздь».
И вновь, приведя себя в полный порядок,
Одев ордена и гусарский мундир,
Явился на вечер он словно подарок,
В тот местный, но светский провинции мир.
Не бал это был, но не просто и вечер,
Про танцы не сказано ласковых слов,
Похоже, всё было для общества Вече,
Где мысли текли из всех «умных» голов.
Но, чтобы развеять всю скуку от ре;чей,
Конечно же, музыка в этом нужна,
Жена губернатора всё обеспечит,
И здесь не причём даже эта война.
Все знали давно, Катерина Петровна,
И на клавикордах владеет игрой,
Эко;зисы, вальсы, в игре — бесподобна,
Тем самым всей скуке даётся отбой.
Какой же тот вечер, где не было б танцев,
Тем более женщин так много в гостях,
И каждой здесь светят немалые шансы,
От мужа «избавиться» на радостя;х.
В Воронеж приехало много богатых
Московского высшего света семей,
Нашедших покой здесь и новые «хаты».
Средь них — и знакомых Ростову людей.
Мужчин таких трудно найти быть достойным,
Кто мог стать бы равным гусару с крестом,
И с благовоспитанным графом Ростовым,
В гостях с добродушьем болтать языком.
В числе всех мужчин был один итальянец,
Он пленным французским бывал офицер,
В сравнение с русским героем на танец,
Гусару соперник не стал он в пример.
Тот был, как трофей, к нему только лишь жалость,
Что он поневоле сказался француз,
Но и среди дам от мужей их усталость,
Заставило многих считать, что он — туз.
Как только вошёл Николай в своей форме,
И запах вокруг расточая духов,
Он всем своим видом «нарушил все нормы»,
Предел восхищению не было слов.
Все взгляды не только танцующих женщин,
Но также серьёзных гостящих мужчин,
Ему уделили вниманье не меньше,
Отдав ему должное также за чин.
На вечере стал он всеобщим любимцем,
Поскольку там много молоденьких дам,
Красивых девиц, в них желанье теплится,
Вниманье привлечь к молодым их годам.
Кокетство — одно было женщин оружье,
Простой способ дать, чтоб мужчине понять,
Что их интерес к нему сильно возбу;жден,
И с ним есть желанье не лишь танцевать.
Старушки уже хлопотали о большем:
Гусара-повесу как о;степенить,
Он бродит ещё холостым уже дольше,
И как бы его им на ком-то женить.
Усевшись к роялю, жена губернатора
Играть стала вальсы, пошли танцы в ход,
Он всех поразил той манерой новатора,
Он в танцах особый нашёл как бы «брод».
Он сам удивлён той манерой движений,
Какую он обществу подал на суд,
В Москве не показывал тех намерений,
А здесь хвастовства его вынудил зуд.
Развязный, сказать бы, и чуть неприличный,
А проще — манера — дурной просто тон,
Но здесь же решил доказать, что он личность,
И это в столицах давно как закон.
Свобода, по вкусу, размах всех движений,
И даже — какой-то приятный интим,
Вплоть до выраженья своих намерений…
Такое бывает и не с ним одним.
Он больше всего обращал всё вниманье
К жене одного из губернских чинов,
И он, как мужчина, «имел пониманье»,
И даже запас нужных к этому слов.
А здесь был действительно именно случай:
Его поразила её красота,
Её взгляд заметно в ответ тоже мучил,
Но муж был на страже совсем неспроста.
С наивным понятьем, что жёны чужие,
Лишь созданы только для многих мужчин,
Он вспомнил московские дни золотые,
Когда и сейчас тоже нет тех причин.
Ростов прочно застрял у выбранной дамы,
И мужа он тоже вовлёк в разговор,
Общаясь, как с другом, не вызвать бы драмы,
Сойдётся с женой его, мужу в укор.
Казалось, что муж убеждён был в обратном,
И строго и мрачно общался он с ним,
Ему было очень уже неприятно,
Гусаром затеянный этот интим.
Уже к концу вечера всё лицо дамы
Пылало желаньем остаться с другим,
У мужа оно выражало лишь драму,
Стремленьем жены быть с мужчиной чужим.
Свидетельство о публикации №123030507767