Кровавая клятва в Пятницу Тринадцатого

Всю следующую неделю я могу думать только об Грее. То, как он шепчет моё имя, заставляя меня при этом улыбаться. Наши кровавые клятвы...

Я думаю о его прикосновениях, нашем первом поцелуе.

Достаю из шкафа коробку, в которой хранятся все воспоминания. Фотографии нас, улыбающихся. Корешки билетов в кино. Кулон, который он подарил мне на день рожденье.

Я смотрю на это всё каждый день и каждый день ненавижу его ещё больше. Я, правда, ненавижу его, но люблю больше.

По ночам он снится мне. Его руки обнимают меня, он целует меня, говорит, что я достаточно хорош для него. Его улыбка, дыхание щекочет мои губы.

В пятницу я прихожу домой с работы, отказавшись пойти развлечься куда-нибудь с коллегами по работе. Никогда никуда не хожу, а они продолжают задавать вопросы. Лучше буду сидеть дома, желая увидеть его снова, и буду ненавидеть себя за это.

Он прав насчёт плёнки. Я кладу её рядом с собой каждую ночь. Его слова, его голос. Я одержим.

К вечеру в животе пустота, я даже не могу поужинать. Всё, что вижу, о чём думать могу, - он. Он, как вкусный ночной кошмар, слишком страшно отпустить его.

К шести часам я захожу в спальню, снимая с себя одежду. Скользнув в ванну, позволяю потокам воды стекать по телу, когда мысленно опять возвращаюсь к Грею.

Всегда Грей. О других мужчинах не могу даже фантазировать.

У него всегда имелся пунктик насчёт мужчин умеющих искренне любить. Он был больше чем в восторге, когда узнал, что я получил предложение поработать журналистом, ведь он знал – я буду постоянно его преследовать.

Грей склонился надо мной, когда я лежал на кровати. Я до сих пор помнил его рык, когда он укусил внутреннюю сторону моего бедра той ночью. Его руки запутались в моих волосах, обе вспотевшие, его губы обрушиваются на мои.

Я трепещу, вспоминая то, как это было горячо.

Закрыв глаза, я теряюсь в воспоминаниях, когда рука пробегается вдоль шрама на бедре. Вспоминаю его язык, вылизывающий каждый дюйм моей кожи. Отметины его зубов – тёмные напоминания, но одно, он обещал, я никогда не забуду, потому что оно будет напоминать мне о том, что я его.

Мои пальцы путешествуют всё выше, в животе всё трепещет, ноги сгибаются, представляю его руки на мне, его пальцы проскальзывают внутрь меня и выскальзывают. Я хныкаю, когда подушечкой большого пальца руки касаюсь возбуждённого члена, отчаянно пытаясь воскресить те чувства, когда он дразнит меня.

Свободной рукой дотягиваюсь до тумбочки рядом с ванной, даже не беспокоясь о том, чтобы открыть глаза, и нащупываю вибратор.

Пальцами незамысловатыми движениями касаюсь члена, моё тело дрожит, глубже погружаюсь в ванну, шепча его имя, - и толкаю игрушку внутрь себя.

Колени сами собой разводятся в стороны, выплёскивая воду за край ванны. Я стону, умоляя его трахнуть меня. Я работаю всё быстрее с каждым толчком, представляя суровые глаза Грея, которые делают меня податливым, сводят с ума.

С последним, неконтролируемым уже толчком я кричу, напрягаюсь и кончаю.

- Можем постараться лучше, Валера! – я слышу голос мужчины, из-за которого только что кончил. Его низкий голос заставляет мои глаза немедленно распахнуться.

- Грей!

Прежде, чем я успеваю дёрнуться, его руки уже оказываются в воде, скользят по моему телу. Он толкает вибратор глубоко в меня и накрывает своим ртом мои губы, заглушая крики моего удовольствия...

Дождь стучится в окна ко мне,

Песней нежной заснуть не даёт.

Я совсем один на земле

И душа у меня, как лёд.


Ты когда-нибудь тихо войдёшь

И обнимешь меня за плечи:

"Ты-то лёд", - улыбнёшься, - "всё лжёшь..."

И зажжёшь запылённые свечи.


Ты ударишь меня в лицо,

Упаду я к твоим ногам,

Воск расплавленный жарким свинцом

Разольёшь по моим губам.


Свяжешь руки верёвкою грубой

И ударишь кожаной плетью.

Ты покажешь, как ангелы любят

В оплывающем нервном свете.


Я дышать не смогу, как прежде:

Задохнусь я от сладкой боли,

Ты обнимешь меня так нежно

И рукою сожмёшь мне горло.


Снег летит в окна ко мне,

Яркой вспышкой заснуть не даёт.

Я совсем на земле не один

И душа у меня не лёд!