Гроза Джорджоне

Джорджоне! Милый!
Не было грозы!
Сидели женщины,
Смотря на нас тревожно.
Купаться ли? Кормить?
В лесу часы
Кукушка отбивала заполошно.
И что же делать?
Нет защиты! Нет!
Глядят края зелёного обрыва.
И взялся рыцарь
(праздный силуэт!)
Смотреть на жизнь,
Что вечно боязлива.
Не защитит –
То хоть посмотрит так…
И молния, и мост, и город славный...
Ещё барочный дремлет кавардак,
Владыка Зевс ещё царит державный.

05.03.2023

Давно-давно, изучая историю искусства, я особо обратила внимание на эту картину. Потому что мне всегда нравилось нечто переходное. Здесь уже нет уверенной статики Возрождения, но предчувствие будущего барочного драматизма – ведь уже пейзаж главенствует над человеком, и последний – не мера всех вещей. Ещё чуть-чуть – и пейзаж задвигается и станет огромным-огромным, а то и заклубится, как барочные потолки с богами и героями, и маленький человечек или группа людей потеряются в нём, как и мы все в своих обстоятельствах, будут вопрошать Судьбу  - «За что?» и «Что же дальше?». Появится Гамлет, риторика Баха, театр и любовь к драме и трагедии, где можно вновь, как греки, поплакать и очиститься. Но будет страшно, очень страшно. Потому что человек уже не управляет миром, он – игрушка страстей и судеб. Или просто часть пейзажа, маленький разумный муравей. А потом появится противопоставление Света и Тени, и Рембрандт, и все эти старики и свечи, и сколько ещё всего…
Вот в этой картине – предчувствие. Именно оно мне и нравится.
Так что я написала свою трактовку. А их – множество. Тоже один из штрихов скрытой барочности сюжета. Почитайте о картине. Она ещё называется «Буря».
Почему я обращаюсь здесь прямо к Джорджоне так эмоционально? Не знаю. Я его люблю с юности. За то, что он – между, и такой особенный, что у него одновременно «ещё и уже». Волшебство ведь – всегда между.
А вот рентгенограмму картины с самым первым сюжетом, где нет солдата, а две женщины – вижу впервые.
Мы смотрим на картину, а картина смотрит на нас. И если она хорошо смотрит - то вдохновляет.