Суриков. Боярыня Морозова и Петр в Нарве. 8
Теперь возвратимся в Нарву.
Тот угол, где лежит сугроб у Московского кремля на картине Зауервейда занимает девочка. В одной бесформенной холстине на манер московского юродивого, существо явно перепуганное творимым захватом.
Кто в реалиях исторического процесса обращает внимание на детей. Мы, ведь, о героизме и задачах государства, что тут какие-то чужие дети? "Достоин ли мир одной слезы ребенка", — спросит со временем русский писатель.
На мой взгляд, ответа как не было, так и не будет.
Русские так не воюют? — спросят у парня из карательного отряда в Афганистане. Окажется, что воюют. Но об этом принято умалчивать. При любой власти. Проще объявить юродивых вне закона, чем вспомнить, что они тоже люди.
Теперь последим мысленным взором за автором батальной сцены и через вздыбленную лошадь русского царя увидим барельеф на здании в захваченном городе. Помните ли вы еще, что это за город? Руго-Див….
Перед нами предстал: череп и кости. Это не простой город. Это город ордена. Другого Бога и другой религии. Есть легенда, что символ сей в ордене тамплиеров не случаен. Преступивший закон член ордена соблазненную им и зарытую в могилу юную девушку в ту же ночь похорон извлек из могилы и, совокупившись с возлюбленной, попросил Бога даровать им дитя. Через девять месяцев в ногах скелета возлюбленной он обрел их дитя – Череп.
Мы стали смелыми, мы больше не боимся некромантов. Инкрустируем алмазами черепа и продаём на аукционах. Наша вера сильнее забобонов. А может быть наши знания. Суеверия. Сугробы. Небеса где нет куполов и чудес. Но зато есть виселица и череп и кости.
Мир перевернутый с ног на голову. Русские рубили окно. Летели щепки. От Владимирской они дорубились до черепа и костей. А прошло то всего тридцать три года.
Свидетельство о публикации №123030502170