Полёт мечты

Пришедший из глуши далёкой
В столицу торговать обоз
Слушок привёз, что будто кто-то
Себя на небеса вознёс.

Набравши силу меж рядами,
По городу пополз слушок,
И, всеми овладев умами,
Гудел, как пенистый поток.

Ворвавшись в барские покои,
Крамолой страх он породил,
И ум господский в веки кои
Из спячки леносной ожил.

– Быстрей! Гонцов к царю, к владыке!
Совет бы надобно держать! –
Чуть не сорвался голос в крике,
И пальцы начали дрожать.

– Ведь этот слух рождает смуту,
Тревожит праведный народ.
И в эту трудную минуту
Надежда вся на наш оплот –

Царя – защитника устоев,
Отца народов и страны.
Лишь он её вернёт к покою,
Уняв волнение толпы.
***
И вот старейшины в Совете,
По лавкам чинно все сидят,
Блестят глаза в лампадном свете,
Иконы из угла глядят.

Сегодня споры, разговоры
Не нарушают тишины,
Мертво бояр застыли взоры,
И даже вздохи не слышны.

Уж тишина неотвратимо
На нервы начала давить –
Царя все ждут нетерпеливо,
Шаги стараясь уловить.

Но вот неслышно отворилась
Дверь потаённая в стене,
И стража молча появилась
Отрядом сумрачных теней,

И царь за нею шагом быстрым
Вошёл, иконам честь воздал,
Заговорил, и голос чистый
К себе вниманье приковал:

«Мои почтенные вельможи,
Слыхал, теперь в смятенье вы,
Но это вовсе вам негоже:
Бояться с торжища молвы.

Согласен, в каждой небылице
Должно от правды что-то быть,
Но в этой?! Даже и крупицы
Её теперь нам не добыть.

А потому, чтобы решенья
У лжи бы не были в плену,
И чтоб развеять все сомненья,
Осуществил я вещь одну.

На торг отправил лицедея
И приказал там разыскать
Того, кто, нам соврать не смея,
Всю правду мог бы рассказать.

Удачно выполнив заданье,
Шпион мне тайно подал весть,
И я томил вас ожиданьем,
Его желая видеть здесь.

Но всё, вернулся мой «приятель»,
Доставят к нам его сейчас,
Чтобы развеял соглядатель
Те страхи, что тревожат вас.

Его не бойтесь одеянья:
Отрепья – только маскарад,
Чтоб собирать мог подаянье,
Чтоб нищий был ему, как брат –

Простой народ, ведь, сердобольно
Откроет душу лишь тому,
Нарочно кто или невольно
Затронет жалости струну».

Своё закончив объясненье,
Приказ царь страже передал,
Чтоб привели в одно мгновенье
Шпиона, что за дверью ждал.

Впустили стражи человека –
Смердящей тенью в зал шагнул
На вид юродивый калека,
И вызвал отвращенья гул.

Волненье успокоив взглядом,
Его царь жестом поманил
У трона встать с собою рядом
И говорить благословил.

Ужимки парень бросил сразу,
Серьёзно начавши рассказ,
И выказал недюжий разум
Он строем слов и блеском глаз.

Не раболепствуя холуйски,
Но уважая честь господ,
Поведал: «У границы русской
Мужик смекалистый живёт.

К тому же мастер на все руки –
С работой он любой на ты –
И делать мог тугие луки
И стрелы, что острей иглы.

Но овладела им химера:
Как птица над Землёй парить.
Он весь отдался ей без меры
И начал крылья мастерить.

Одной лишь жил тогда заботой,
Казалось, мир людской забыл,
Когда ж окончилась работа,
Полётом всех он удивил.

Вознёсся он тогда высоко –
Растаял будто в синеве,
Ещё летал он к той далёкой,
Неведомой для нас стране.

Свидетель есть такого чуда.
Он жаждет честно показать,
Что жердочек и тряпок груда,
Действительно, могла летать.

Купеческий то был страшина.
Его сюда я пригласил,
А также и старшого сына,
Чтоб ложь отца предотвратил».

Впуская их поодиночке,
С пристрастьем начали допрос:
– А может, дело в винной бочке? –
Был первый каверзный вопрос.

– А может, к вам пришло виденье
Из детских памятных всем грёз?
– А может, от ночного бденья
Такую ересь ты понёс?

– Уж слишком складно вы поёте,
Отдельно каждый и вдвоём.
А может, сговорившись, врёте?
– Ей-богу, батюшка, не врём!

– Ну, ты! Хоть здесь побойся бога!
Себя – на небеса – вознёс.
Хулу Господь накажет строго,
Я ж за обман спрошу всерьёз.

– Ей-ей, я чист перед Всевышним!
Да вот, и сын мой подтвердит:
Видали, как над самой крышей,
Махая крыльями, летит …

– Ну, всё! Довольно пустословий,
И хватит воду нам толочь!
Идут пусть с миром, но с условьем –
Найти нам мастера помочь.

И, повинуясь царской воле,
Отец и сын исчезли прочь,
И скоро где-то в Диком поле
Со стражей их объяла ночь.
***
Хоть чувствовал Владыка хворо,
Но всё ж начал в Совете речь.
Раздумьем он наполнил слово,
Что может ересь вдруг навлечь:

«Похоже, весть купцов не лжива,
И нету рая в вышине.
Узнай народ про это «диво»,
Исчезнет вера на земле.

Тогда нам всем одна дорога –
Царю и смерду, и купцу –
Равны мы будем все без бога
И к одному придём концу.

Зароют всех нас в эту землю,
Чтоб стали пищей для червей,
И никому не быть под сенью
Эдемской яблони ветвей.

Тогда нарушится порядок,
И дикой вольности разврат
Отчизну приведёт в упадок,
И это будет сущий ад.

А значит, чтоб не жить убого,
По-скотски жизнь свою влача,
Крепить нам надо веру в бога,
Пусть даже страхом палача!»
 
– Святой отец, с тобой согласен.
Но должен сразу предсказать:
Кровавый путь для нас опасен,
Его конец должны вы знать.

Влачить тогда не будем жизни –
Для казни быстро нас найдут,
Устроят пир из нашей тризны,
Лишь только головы падут.

А потому другие меры
Должны мы с вами предпринять,
Окрепли чтоб основы веры
И чтоб волнения унять.
***
В возке, устав от долгой тряски,
Вернулись с мастером купцы.
Чтоб лишней избежать огласки,
Они связали бубенцы

И в город въехали без стражи.
Среди полночной тишины
Блистала только их поклажа
Под тонким серпиком Луны –

То в крыльях чудных отражался
Мертвенно-бледный свет Луны,
Когда каркас их изгибался
От ветра встречного волны.

По спящим улицам проехав,
Остановились у дворца,
А там ещё идёт потеха,
И льются песни без конца.

Узнав, что гости уж у входа,
Веселье вмиг царь отложил,
И тёмным (самым) тайным переходом
К ним по ступеням поспешил.

Узнав купеческие лица,
Отца и сына наградил,
Воздав усердие сторицей,
И взгляд к умельцу обратил:

«А ты пойдёшь со мной в палаты.
Поешь, с дороги отдохни.
Хоть человек ты небогатый,
Но будешь у меня в чести.

А утром про себя расскажешь,
Как крылья начал мастерить,
Желанье знать моё уважишь,
Легко ль средь облаков парить».
          ***
Наутро в зале для Совета
Дородных лиц полным-полно,
И зимним наполняясь светом,
Который падал сквозь окно,

Тепло светилися каменья
В оправах золотых перстней
И чёток драгоценных звенья,
Как россыпь тлеющих огней.

Само же барское собранье
Сидело хмуро, как гроза,
Бездушно, будто изваянье,
Уставив в мастера глаза.

Немного овладев с волненьем,
Умелец начал свой рассказ
О том, как заболел стремленьем
Подняться ввысь хотя бы раз,

Как изучал он крылья птицы,
Стремясь секреты их познать,
Из реек как строгал он спицы,
Как лёгкий шёлк ходил искать,

Как в остов превращались спицы,
Каркас как хитро изгибал,
Заветной формы чтоб добиться,
Как всё закончив, ликовал.

– Проверив крылья, я однажды
Набрался смелости и сил
И с башни бросился отважно,
И вдаль по ветру заскользил.

Такой свободы безграничной
Не мог никак я ожидать!
Но речь моя косноязычна,
И чувства все не передать!

– Ну, что ж, всё это интересно.
Тобой, признаюсь, восхищён,
Но до конца хочу быть честным –
Одним я слухом огорчён.

Конечно, может он и вздорный,
И верить мы тебе должны,
Но ведь молва твердит упорно,
Что ты давно погряз во лжи,

Что ты, трудами утомлённый,
Давно уж грезишь наяву,
Что явь и сон, мечтой рождённый,
В тебе играют в чехарду.

Развей же царские сомненья
И покажи нам свой полёт,
Окрепли чтобы мы во мненьи:
Молва пренагло нам всё врёт.

А прыгнуть можно с колокольни –
Её нам выше не сыскать –
Увидишь город весь наш стольный,
Который взглядом не объять …

«Господний храм хулою дерзкой
Ему поганить я не дам!» –
В лицо царю бросает дерзко
Священник злобно по слогам.

Когда же мастер удалился,
Владыку царь смог убедить,
И тот не сразу, но решился
Умельцу наверх путь открыть,

Чтоб поручить всевышней воле
С царём жестокий спор решить,
Чтоб сам Господь назначил долю:
Разбиться мастеру иль жить.

Разбиться, если он – охальник,
И жить, когда б Господь решил,
Что будет он Его посланник,
И силой божьей наградил.
***
И вскоре звонницы ожили,
На площадь, собирая всех,
Чтоб видеть зрелище спешили,
Сильнее праздничных потех.

Под самым верхом колокольни,
Откуда благовест поёт,
Умелец, будто бы спокойно,
Те звоны слушает и ждёт.

Рождённый колокольным звоном
Дрожащий звук стремится ввысь
И тает в воздухе бездонном,
Зовёт: «Спеши! Туда стремись,

Где только тучи, только звуки,
Царит где только ветра власть!»
И вот взмахнули крылья-руки,
Свободой чтоб упиться всласть.

Уже скользит в струе воздушной
Над обомлевшею толпой,
И крылья распрямясь послушно,
Гудят басовою струной.

Но тянет выше всё ж подняться,
Достигнуть, может, самых туч.
И мастер с силами собрался –
Взмах крыльев должен быть могуч,

Но стали вдруг они сгибаться,
Трещать опасно за спиной,
По швам кусками расползаться,
Как льдины вешнею порой.

И с высоты изподнебесной,
Сломавши крылья, кувырком,
Он, полетев почти отвесно,
На землю плюхнулся мешком …

Начав неистово креститься,
Владыка скорбно объявил:
«Должно всё было так случиться –
Господь обмана не простил!»

Переминаясь равнодушно
И пряча друг от друга взгляд,
Толпа, всё выслушав послушно,
Пошла к делам своим назад.

Лишь в одиночестве угрюмо
Стоит у тела только царь.
Остекленевший взор безумно
Уставился куда-то вдаль,

И пустота души смятенной,
И ставший вдруг животным страх,
Обрывков мыслей быстрых смена –
Мелькнуло всё в его глазах.

– Теперь тебе глаза открою:
Ты небо всё же покорил,
Мешая нашему покою.
А крылья?! … Сам я подпилил! …

Лежит разбитая надежда
Прям на брусчатой мостовой,
А в мире всё осталось прежним,
Затих лишь звон над головой.