Бывает ночь пронзительно спокойна

I.

Бывает ночь пронзительно спокойна —
До крохотного шороха в ушах.
И в ритме неизменчивом и стройном,
Помимо ветра, льющегося скромно,
Шагает лунный месяц не спеша.

В космической аллее звёздной славы
Он движется, задравши кверху нос,
Высокомерно, словно царь державы,
И благородно соблюдая нравы...
А звёзды все посыпались вразброс.

Что им до спеси месяца бесстыжей,
Беспочвенной, раздутой, как пузырь?
Ведь в космосе полно таких глупышек,
Что мнят себя всего и всех превыше,
Крича в неиссякаемую ширь!

Но мы вернёмся с космоса на Землю,
К спокойствию приземистой ночи...
Прохладный ветер безмятежно внемлет
Пустой тиши; и сам спокойно дремлет,
Пуская храпы — воздуха лучи.

II.

Крадётся сон к душевному скитальцу,
Который клялся очи не смыкать.
Стремится мысль к последнему абзацу,
И барабанят по бумаге пальцы,
Боясь идею даром растерять.

«Не бойся, — вдруг нашёптывает ветер, —
Я здесь, мой друг: тебя я поддержу,
Поскольку знаю, каково на свете
Живётся вам, поэтам; и в поэте
Я каждым звучным мигом дорожу.

Забудься сном же, отложи чернила,
Бумагу поверни на белый лист.
Работа с рифмой разум твой пленила
(Я знаю: рифма — та ещё кутила!),
И ты в миру безвременья завис.

Решенье есть — окутаю тебя я
Прерывистым дыханием струи,
И ты, ни капли смысла не теряя,
Во сне волшебном тотчас замирая,
Наутро вспомнишь мысли все свои.

Затем, взбодрившись, сядешь за работу,
А строки, к удивленью твоему,
Пойдут с большой немыслимой свободой,
И ты закончишь стих с родной заботой,
Дивяся прозорливому уму.

Но то был я — шептал я заклинанья,
Пока ты спал, до самого утра.
Утрамбовал секреты и мечтанья,
И погасил твои переживанья,
Возникшие под силою пера.

Что скажешь? Нет, не трать напрасно силы,
Не отвечай, скорей ложись в кровать.
Я — ветер твой, я — ангел чернокрылый,
Прислужник царства мглистой звёздной пыли,
Я тот, кто силой заставляет спать!»

Поэт поддался сладкому дурману,
Поверил в эти мудрые слова,
Не видя за их смыслами обмана.
Однако ложной оказалась манна,
И горько спит недавняя «сова».

III.

Лукавый ветер, ах, ночной обманщик!
Нарушил ты с поэтом договор:
Покинет его Муза в сне бурлящем,
И, кроме мухи, у окна жужжащей,
Ничто с утра не тронет его взор.

Страдать он будет, ковырять страницы,
Стирать слова и буквы в прах и пыль.
Окно откроет, к ветру обратится:
«Спустись ко мне! Ты обещал трудиться
Над мыслью, что тревожит мою быль!»

Слова — пустяк, и обещанья тоже,
А странник звёзд — ушёл на целый день.
Так, сумерки всего ему дороже:
Подобен в этом деле он святоше,
Который мёртв, пока не смеркнет тень.

До встречи! И до ночи, что спокойна —
До шепчущего воздуха в ушах.
А в ритме, неизменчивом, но стройном,
Шагает ветерок с душою томной,
Насвистывая песню не спеша.

И гаркнет зверь пернатый с чёрной ветки
Ему в укор иль в знак своей вины.
Качнётся ветвь — движенья ветра метки —
Летит ворона в новую разведку
Под отзвуки зловещей тишины.