Отчуждение

      Всё, хватит! Поработали достаточно, теперь на пенсию. Такое решение Борис Вершинин вынашивал давно, но с радостью принял его окончательно только сейчас. Ряд обстоятельств с оттенком нудности оттягивали осуществить намеченное раньше. Добившись в своей профессиональной деятельности высот, он, как самый настоящий "чемпион" подтверждая из года в год уровень, добившись уважения, признания не только на своём предприятии, не мог вот так всё бросить. Бросить и помахать ручкой. Такое поведение для себя он считал не достойным авторитета. Требовалось передать управление смене, которая вот только что не торопилась "порулить". Он ждал амбициозных молодых или людей, назначаемых сверху. Но ни тех, ни других на горизонте не возникало. Борис Владимирович понял, в чём причина. К своим годам оставался полон сил и энергии, инициативен, не роптал, тянул. Создавшееся положение устраивало всех: и начальство, и подчинённых. Но теперь явно давило его самого. Остроту этих отношений вечного труженика Борька не раз демонстрировал своим приятелям, жестом поднося два растопыренных пальца к горлу со словами:"Вилы".
      Спасение пришло, точнее, было спущено, словно на парашюте. Приемник, хотя и был чьим-то родственником из числа учредителей, но, вопреки расхожим мнениям, показал себя человеком знающим, думающим, сдержанным в отношениях. И в период вхождения в курс и принятия дел подкупил своей хваткой опытнейшего Вершинина. Борис Владимирович наконец-то в душе почувствовал ту расслабленность и ожидаемое умиротворение, как некое благо, даруемое с небес.
      Несколько лет назад, после возникновения отношений с Ниной Александровной, Борису предстояло сделать выбор. И он сделал в пользу любимой женщины. Всё, что мешало им соединиться, улетучилось. Теперь, когда проведение совместных отпусков, не частые короткие приезды погостить и другие там оказии повидаться, можно будет заменить самым обычным совместным домашним проживанием, вселяло ему победу над преодолением препятствий, входивших условно в испытательный срок, устроенный судьбой. Под действием эйфории от трудовой раскрепощённости, он с умилительной улыбочкой на устах часто размышлял:"Кто к кому поедет. Истинный джентльмен зовёт только к себе. Да, но она детей не оставит. А что дети. У них самих семьи со стажем. Нет. Всё таки выбор для неё не простой". В своих размышлениях, наталкиваясь на затруднительный и не совсем ясный момент, его улыбочка вдруг  сходила  на нет. И более осмысленно готовил себя к перемене места жительства. Его ничего не пугало. Если и говорили, что с "Милым рай в шалаше" то он точно знал  это про него, поскольку был уверен, когда потребуется что-то материальное создавать заново для них с Ниной, то он ещё вполне способен, начиная с этого самого шалаша.
       Последний прощальный штрих в виде банкета оставался на конец января.


Продолжение следует: Начало "Двадцать семь счастливых дней","Двадцатый скорый"