Маленькая надежда

      "Всё, хватит! Поработали достаточно, теперь на пенсию,"- такое решение Борис Вершинин вынашивал давно, но с радостью принял его окончательно только сейчас. Ряд обстоятельств с оттенком нудности оттягивали осуществить намеченное раньше. Добившись в своей профессиональной деятельности высот, он, как самый настоящий "чемпион" подтверждая из года в год уровень, добившись уважения, признания не только на своём предприятии, не мог вот так всё бросить. Бросить и помахать ручкой. Такое поведение для себя он считал не достойным авторитета. Требовалось передать управление смене, которая вот только что-то не торопилась "порулить". Он ждал амбициозных молодых или людей, назначаемых сверху. Но ни тех, ни других на горизонте не возникало. Борис Владимирович понял, в чём причина. К своим годам оставался полон сил и энергии, инициативен, не роптал, тянул. Создавшееся положение устраивало всех: и начальство, и подчинённых. Но теперь явно давило его самого. Остроту этих отношений вечного труженика Борька не раз демонстрировал своим приятелям, жестом поднося два растопыренных пальца к горлу со словами:"Вилы".
      Спасение пришло, точнее, было спущено, словно на парашюте. Приемник, хотя и был чьим-то родственником из числа учредителей, но, вопреки расхожим мнениям, показал себя человеком знающим, думающим, сдержанным в отношениях. И в период вхождения в курс и принятия дел подкупил своей хваткой опытнейшего Вершинина. Борис Владимирович наконец-то в душе почувствовал ту расслабленность и ожидаемое умиротворение, как некое благо, даруемое с небес. И не только лично для себя. Вакансия занята, а механическая часть цеха в надёжных руках.
      Несколько лет назад, после возникновения отношений с Ниной Александровной, Борису предстояло сделать выбор. И он сделал в пользу любимой женщины. Всё, что мешало им соединиться, улетучилось. Теперь, когда проведение совместных отпусков, не частые короткие приезды погостить и другие там оказии повидаться, можно будет заменить самым обычным совместным домашним проживанием, вселяло ему победу над преодолением препятствий, входивших условно в испытательный срок, устроенный судьбой. Под действием эйфории от трудовой раскрепощённости, он с умилительной улыбочкой на устах часто размышлял:"Кто к кому поедет. Истинный джентльмен зовёт только к себе. Да, но она детей не оставит. А что дети. У них самих семьи со стажем. Нет. Всё таки выбор для неё не простой". В своих размышлениях, наталкиваясь на затруднительный и не совсем ясный момент, его улыбочка вдруг  сходила  на нет. И более осмысленно готовил себя к перемене места жительства. Его ничто не пугало. Если и бытовало мнение, что с "Милым рай в шалаше" то он точно знал  это про него, поскольку был уверен, когда потребуется что-то материальное создавать заново для них с Ниной, то он ещё вполне способен, начиная с этого самого шалаша.
       Последний прощальный штрих в виде банкета оставался на конец января. И время пришло. В трудах и некоторых приготовлениях к празднеству оно просто растаяло. Борис вызвал Нину, и та, хотя вначале с небольшим колебанием, всё же приняла приглашение. Приехала. Встречая её на вокзале, он горделиво подумал: "Вот пусть видят, не пропащий он, пенсионер. Жизнь хотя и за середину, но с новизной!"
       Праздник прошёл удачно. Шумно и весело. С красочными тостами и речами. А когда уже расходились, подвыпившие изрядно коллеги, рассыпались  в словоохотливости. Заверения восхищения звучали чуть ли не через слово, тут же скреплённые сожалением о невозможности поработать дальше. Комплименты не обошли и Нину. Всё это было частью всеобщего уважения к  виновнику торжества. Лица источали неподкупную искренность и полное удовлетворение от состоявшегося события. Вершинин устал порядком за весь вечер, и его добродушная улыбка потихоньку перерастала попросту в дежурную. Благо, всё закончилось. Все разъехались. И теперь жёлтое такси комфортно доставляло по адресу их самих. Бориса и его спутницу.
        Свет зимнего утра, робко просачиваясь через неплотные складки ночных штор, не спешил будить. Женщина, кротко прижавшись, продолжала спать на плече любимого человека. А он, хотя и проснулся давно, терпеливо ожидал её пробуждение. Его мысли поглощались событиями вчерашнего вечера. Вспоминались некоторые забавные эпизоды, вытворяемые расслабленными коллегами. Как не ускользнул от него и осторожно изучающий взгляд Алевтины Сергеевны, раз от раза направляемый в сторону его подруги. И это тоже вспомнилось. Борис почувствовал, как затекшая рука начинает прерывать приятные воспоминания, и слегка пошевелил ею. Нина уже не спала крепко и легко пробудилась. Нежно потягиваясь, спросила негромко:
 - Ты уже не спишь? Давно?
Борис высвобождая руку, немного слукавил:
 - Да нет, недавно проснулся. Вот потянулся и тебя разбудил.
А для убедительности слов, мягким поцелуем коснулся кончика её носика.
И тут в ответ этот всплеск. Такое до дрожи знакомое внутреннее состояние его любимой. То самое, которое не раз проявлялось к нему в сладостные минуты. Когда вроде бы обычные и не раз испытанные действия воспринимались совершенно необычно.
         Нега ото сна ещё не совсем отпустила её. И в этом была вся прелесть. Своей ручкой она коснулась его щеки, поползла ею к негустой шевелюре, да так нежно, словно между ладошкой и кожей была воздушная прослойка. Слегка запутавшись в волосах, потянула пальчиками за негустой чуб и тут же продолжила скатываться вниз от подбородка, уже проступившего мелкой щетинкой, к плечу. Её ладошка не успела зафиксироваться в районе груди, как она сама подалась вперёд, и влажные губки россыпью одарили многократно щёки, веки и особенно губы. Испытывающие вечную жажду.
          Бориса наполняла Вселенская сила. Он немедля ни минуты перехватил инициативу и, переваливаясь поудобнее прильнуть к алому источнику, поймал  рукой мягкий шар. И как-то машинально, словно массажист, принялся перебирать его пальцами, замечая, как между них то просачивается, то возвращается в исходное положение таинственная материя. Другой шар, раздавливаемый грудью и высвобождаемый дальнейшим движением, приглашал вызывающе. Теперь, оказавшись в положении главенствующего, мог ещё видеть по обоим бокам небольшие возвышения, словно горные пики вершин, шарообразные холмы перед собой, а сам искомый источник в непосредственной близости. Своими губами он перекрыл её горячее дыхание, приготавливаясь сделать большой глоток, но через мгновение понимал другое, как уже сам растворяется в каком-то пространстве. А влекомая им сила, сосредоточенная, упорно стремилась разверзнуть недра и глубоко войти в них. Слияние двух начал продолжалось.
           Когда Борис очнулся от расслабившей его дремоты, Нина вовсю хлопотала на кухне, приготавливая завтрак. Бесшумно приблизившись, принялся наблюдать, как женщина в теплом, ладно обтягивающем её тело халатике ловко готовила бутерброды и укладывала на тарелку. Он поймал себя на простой мысли: "Вот она, домашняя идиллия. Как же классно."  Борис наклонился, и мягкий чмок в её шейку вывел Нину из сосредоточенного состояния. Она приветливо улыбнулась, но почему-то вздохнула и после небольшой паузы произнесла:
- Ты знаешь, мне что-то тревожно. У нас что-то там происходит, и я не могу себе это объяснить. Какой-то всеобщий психоз. Вроде и на работу ходим, и встречаемся, и общаемся, но какая-то напряжённость есть. Не могу понять, что это?
           Завтракали со скудным диалогом. Только изредка обменивались репликами практически ни о чём серьёзном. Бориса насторожили те её слова, и он тогда не принялся разуверять: "Что, мол, это ерунда. Бредни, одним словом." Он прекрасно помнил, как его не пускали через границу и развернули, потому что не было ему на тот момент полных шестидесяти лет. Дурь какая-то. Так что ожидать можно было что угодно. Подумал, что лучше чуть позже вернётся к разговору. Попытается выяснить.
            Кружилась виниловая пластинка, мелодичные звуки танцевальной музыки наполняли комнату, и Борис, привалив на себя в объятиях Нину, так и не смог выдавить ни один вопрос про обстановку. То ли мешал романтический момент, то ли кипевшее в нём возмущение. "Кругом просто глупость и дурь",- вертелось у него. Он боялся, как бы выяснение ситуации, не касающейся впрямую их самих, не переросло в ссору. Вот чего, чего, а этого он больше всего не желал. "Да гори оно огнём !"- решительно подытожил так про себя. И уж совсем утвердительно вырывалось: "Не дают людям простым жить, не дают."  Первой нарушила молчание Нина:
- Вот так бы сидела и сидела бы в твоих объятиях!
Борис приободрился, что напряженная тема сворачивается, и заметил в шутку:
- Было бы не плохо. А в магазин как будем за покупками ходить? По очереди или жребий бросим?
- Ну уж тогда и готовить жребий будем бросать. И уборкой заниматься,- нараспев, с улыбкой выдала она.
- Вот и посидишь тут. Никакой романтики. Сплошные будни.
- А как ты хотел. Вот такая вот "селяви".
- Вот тебе раз. По-моему, предложение исходило от тебя первой. Слушать музыку и никуда не двигаться с места!- продолжал заигрывать он.
- От меня, от меня, - прерывисто произнесла Нина и добавила:- Боря, мне надо уехать. Завтра.
               На следующий день, провожая Нину, Борис, ни сколько сам не сомневаясь, заверял любимую, что в течение февраля решит свои имущественные дела и уже на женский праздник "Весны" будет у неё. Договорились поддерживать связь, как и прежде. Расцеловались. И затем. Поезд увозил любимого человека в одну сторону, а мужчина побрёл совершенно в другую.
               А в конце февраля развивающиеся события уже не оставляли ни иллюзий, ни больших надежд. Личные планы терпели крах. И только самая маленькая надежда продолжала жить в однокомнатной квартире вместе с Вершининым, не смотря ни на что. Из всех источников массовой информации врезалось в мозг о произошедшем вооружённом конфликте. Сыпались сводки, тиражировались мнения экспертов, как отечественных, так и зарубежных. Из всего этого обилия информации Борис старался выбрать основное, чтобы оценить масштаб. И пришёл к выводу о скорейшей необходимости покинуть приграничный город любимой женщиной и её семьёй. Срочный звонок около двенадцати ночи разбудил её:
- Здравствуй! Нина! Извини, что так поздно. Я волнуюсь за вас. Сейчас много беженцев потянулось. Давайте и вы. Через Польшу, Белоруссию и к нам.
- Да. У нас становится страшно,- был её ответ.
- Вот видишь,- не унимался мужчина,- давайте, давайте! Оставляйте все и вперёд.
- Я подумаю,- ответ её был краток.
А сам разговор таким не долгим. Как никогда. Отчего волнение только прибавилось. Вскоре, в конце марта, между ними сотовая телефонная связь прекратилась. Была заблокирована. Как инструмент агитации. Так посчитали.  Остался испытанный временем способ общения - только через соц.сеть. Да и то. Надолго-ли?
Краски сгущались уже вблизи её города. Он с удивлением, вперемешку с волнением писал:
- Вы ещё там? Что ты делаешь? Это не шутки.
- Мы пока остаёмся здесь. В Россию не поедем. Уж лучше в Польшу,- коротко отписала она.
- Если ещё остаётесь, набери побольше питьевой воды в пятилитровые бутыли. Как можно больше. Пригодится,- не обращая внимание на её колкость, советовал Борис.
- Спасибо! Мой дорогой человек. Я люблю тебя! Они. Не дождутся,- так закончила разговор Нина.
Вершинин недоумевал. Кто это "они?" Или это просто шутка, как в анекдоте про Рабиновича? Но какие же тут шуточки?
               Со временем общение стало более чем непонятным. В новостной ленте Нина ставила лайки под провокационными комментариями и изображениями, сама делала лживые комменты. "Кто это?",- спрашивал себя Боря,- "может, взломали?" Но, убеждаясь, что за всем этим стояла она, с оттенком сожаления продолжал быть рядом. На все те выпады упорно находил разоблачающий материал, предоставлял его ей, при этом ни разу не высказывая упрёка. Маленькая надежда и большая любовь были его союзниками. И вот, казалось, она оттаивала после их беседы, становилась прежней, такой родной и близкой, а не той зомбированной бабой, которая с лёгкостью "гонит пургу", не давая отчета. Но стоило прерваться на некоторое время, как какая-то другая сила возвращала всё в обратное состояние.
               Борис боролся за свою любимую. Ей старался предоставить правдивую, логически и неоднократно  подтверждённую информацию. Только чтобы выпутать из клубка. И всё вроде шло с переменным успехом. Но однажды отправленное им новое сообщение так и осталось непрочитанным. Что-то оборвалось, принеся смятение. И теперь уже бесполезные гаджеты не могли разрешить эту задачу. И только маленькая надежда, тихонько притаившаяся между углом комнаты и диваном, была так необходима и востребована. А она, многими не замечаемая, оставалась с ним.