Маритуй

                Поэма

                Галине Васильевне Моториной (в девичестве Смыковой)
                и сотрудницам штаба Забайкальского военного округа

         Пролог
В вагоне электрички:
– Что это там за окном?
       – Полустаночек Маритуй, – равнодушный ответ.
«О-о-о», – мой стон где-то в самом сердце. Мари¬туй, Маритуй, сорок первый проклятый. Трескучий и злющий декабрь на Байкале.

                ***
Эшелоны гремят,
Как цепями – взбешённые тигры,
То скрежещут металлом,
То в них воют и стонут,
То мелькают, как лента кино.
И сливаются титры –
Не прочтёшь ничего...
Только память горит,
Говорят, у неё «вкус хороший»:
Всё, что больно и жжёт –
Не сотру, не уходит, не брошу.

Мы – девчонки, служащие штаба Забайкальского военного округа         на восточном берегу Байкала, на полустаночке Маритуй, встречаем и провожаем военные эшелоны. С фронта – с ранеными. Документируем, «сортируем» по состоянию кого куда – по госпиталям, – довезти бы… Успеть бы.

Маритуй, Маритуй –
Сколько их тут?!
Сколько этих вагонов проклятых?
Сколько раненых наших ребят?!
И доедут куда? И куда же дойдут?
Под Читу иль Иркутск,
Иль уже по дороге сгорят…
Переполнены школы, больницы.
Эшелоны скрежещут, скрипят,
И врезаются в память, мелькают,
Мелькают солдатские лица.
Отлучиться нельзя – по законам военного ритма и времени. Хорошо, ес-ли ты одинока, или ждёт тебя где-то мама твоя, или где-нибудь кто-нибудь. Ну, а если малютка твоя на руках незнакомой бабули? Если с фронта три строчки: «Как, родная, дела? Наша крошка уже улыбнулась? Я вернусь. Очень скоро вернусь, и счастливее нас не отыщут».

                Помню, ночью глухой сорвалась на минутку –
Покормить, приласкать да прижаться к малютке.
Как спешила-летела – снег Байкалу расскажет.
Как открыла свой дом – не заметила даже.
– Тётя, няня, пелёнку! Дай скорее мне Алю! –
Няня рухнула:
                – Что ты, доча… Прости… Не сумела…
Вон в углу под иконкой… её ещё тёплое тело…».

«Не сумела – чего? Почему – под иконкой?
Тут не видно ни зги… Я не понимаю».
Вдруг – как просверк зарницею…
Рядом с нянею – ниц: больше нет моей дочки?!
Как Алёше сказать? Что Алёше напишешь?
Почему под иконкой? Почему бог не слышит?!

Через месяц навек всё решит похоронка:
Ей ни мамой не быть,
Нежной бабушкой – тоже.
Кто решает за всех? Что – судьба?
И что – Боже?

В двадцать лет пережить испытанье такое!
А в Отчизне – война. Нет Отчизне покоя.
В ней несметным числом всё летят похоронки,
И странны, и страшны в них известия строчки,
и, как пули, из жизни выбивают их точки.

Маритуй, Маритуй…
Над тобою сарма с баргузином лютуют…
Серый каменный холмик осел – не найду я.
Мне б листочком осиротелым
Здесь упасть бы в последнем мерцании.
Здесь, где сердце болит и бунтует.
Здесь – война и беда, одиночество давнее…

Ангарск, 2014-2018