архангельское

- Для всех! Убитый топает в Рай на своих двоих.
Хотите с комфортом, постарайтесь не умирать…

Это не ангел-хранитель, это какой-то псих.
У него оскал, как у хищника и злая стать.
Он гонял нас зелёных салаг по полигону.
В хвост и в гриву гонял, никого не щадил. Притом
наказывал жёстко за то, что горят и тонут,
за то, что плачут и жалуются, за каждый стон.

А когда покидали учебку, он в стороне
стоял, не глядя на нас, как прежде, весь хмурый, злой.
Мы радовались – мол, всё, отмучались, и вдвойне
что расстаёмся с ним и уходим жить в мир большой.
Что потом? Жизнь с нуля, если точней, с колыбели.
И мы сами теперь хранили её как могли.
Но… несчастный случай, взрыв… мы не всегда умели
предотвратить потоп, обвал иль сорвавшийся лифт.

И, оставив мёртвые, изломанные тела,
мы души погибших тогда возносили наверх.
Но когда случались Хатынь, Аустерлиц, Беслам,
и притом гибли дети, вибрировал каждый нерв.
И от своей беспомощности душили слёзы…
Мы рвали жилы, тщетно пытались, срываясь в крик…
У кого-то из нас потом на почве психоза
были срывы, запои, безудержный нервный тик…

Он сурово, молча, отворял нам створки ворот.
Принимал души по списку и отправлял их в Рай.
Минуя чистилище. Позже брал всех в оборот –
тех, кто истерил, шёл вразнос, нёс разлад и раздрай.
Устраивал им взбучку-встряску на полигоне.
Армагеддец!.. А они просили: «Давай ещё!»
Он им: «Вы хранители или свиньи в загоне?
Размечтались получить здесь отпуск или расчёт!?

Ничего, обвыкнетесь за пару-тройку веков.
К тому ж, после всех войн и бед, следует бэби бум.
И вот тогда храните, трудитесь без дураков.
Ну а пока что – нечего плакаться на судьбу…»
Он словно впитывал в себя все наши печали.
И был суров, по-прежнему твёрд, лишь чернел лицом.
И мы, разбитые, как будто вновь оживали…
Он был архангелом… а мы звали его отцом…