Голубоглазое Детство

                Светлой памяти Детства

  Я знаю.
    Моё детство непременно должно было быть голубоглазым. С бабушкиными и мамиными сказками, былинами и казачьими песнями.  Оно мне другим и не представляется.
     Глоток ароматного чая с чабрецом и мятой,  расслабленная поза в кресле   и  полуприкрытые, в дрёмной неге,  глаза,   обретшие  другую ипостась  внутри  меня,  искали ту заветную «голубизну»,  которая с каждым годом,  отдаляясь во времени,  приобретает новые, более яркие  оттенки и нюансы –  как вино урожая 1944 года,  которое  дед  Феоктист Таранин,  комиссованный  из госпиталя после тяжёлого ранения,  разлил в два дубовых бочонка и тот, что поменьше,  законопатил смесью желтоватого воска, золы и сала:
    - Внук мой, голубоглазый,  родится, дочка, откроешь.
    Через три месяца он умер на руках у мамы, Надежды Феоктистовны.  Вино через семь лет было употреблено по назначению;  иначе и быть не могло – посмотрите в мои голубые глаза.
    Моё детство было  самое голубоглазое.  Прозрачный, до голубизны,  воздух в  станице Бороздиновская у реки Терек, где я родился и вырос,  по утрам и,  особенно,  на закате дня, являл нам вершины  Кавказских гор и, даже,  двуглавый царь гор –  Эльбрус,  в бледно-голубоватой шапке из снежной каракульчи,   был иногда виден невооружённым  глазом на фоне изумительно голубого неба.
    Голубые глаза были у лошадей из лесхозовской конюшни, которая примыкала к нашему дощатому забору и я,  долговязый и лопоухий,  украдкой  кормил их початками  кукурузы,  уменьшая рацион кур,  петухов, да и свой, поскольку распаренные в русской печи зёрна кукурузы и мука грубого помола, из которой варили мамалыгу с буйволиным  молоком, были нашей повседневной едой.
    Пока лошадь благодарно хрумкала  початок, косясь и рассматривая меня, я осторожно пытался дотянуться до её тёплой и доброй морды в знак верной дружбы. И у меня это получалось!  Лошадка осторожно задирала верхнюю губу и обнажив  зубы, нежно прикасалась к руке и,  фыркнув,  улыбалась своей неподражаемой  лошадиной улыбкой.
    Голубые глаза были у буйволиц, лежащих в лужах или неспешно бредущих, как большие черепахи и мудро смотревшие на меня, хлопая огромными ресницами. Они были страшно-чёрные  на фоне голубых глаз в которых  отражалось небо.
    Голубые глаза,  всё по той же причине,  были  у осликов и ослиц, но только тогда, когда они не кричали. Нет, они не кричали.  Они – орали. Особенно по утрам , заглушая мажорный, утренний  гимн станичных петухов.  У орущего осла глаза закатываются за уши и они мутнеют, поэтому трудно разобрать какого они цвета.
     В станице, как мне казалось,  жили люди только с голубыми глазами. Голубые глаза были у мамы, у бабушки Наташи, у брата Виктора, у соседа Серёги Ралло с есенинской загадкой в глазах;  и  у Сергеевны, мамы  Серёги,  мимо взгляда которой не возможно было пройти,  не выдав всех детских секретов и тайн.  Она умела хранить эти тайны нашего детства.
    Голубые глаза были и у Нинки Махрабеловой, соседки напротив. Когда мы возвращались из школы, Сергеевна всегда нас поддразнивала: - тили-тили тесто жених и невеста. У  Нинки  был скорее мальчишечий характер,  и мы с ней дружили.
    А на друзьях  не женятся. Теперь-то я знаю, что ошибался, но уже было поздно.
   Старые чёрно-белые фото из  маминых альбомов многозначительно и настежь открывают двери в мир моего  детства. Их с лихвой достаточно, чтобы представить всю нашу удивительную, неприхотливую жизнь,  наш  станичный рай  с виноградными садами, огородами, бахчами, лесом по имени –  Глухой,  примыкавшим к крайним домам и упиравшийся в Терек и Прорву/рукав Терека/;  сказочные рыбы:  сомы, усачи, сазаны, которые плавали в местной канаве-арыке,  рассекающей напополам нашу станицу и в которой мы приобретали первые навыки ловли рыб сапеткой .  Вы знаете, что такое сапетка?  Это плетённая из краснотала, вербы высокая корзина без дна с двумя ручками.  Лов с помощью сапетки осуществлялся на мелководье  путем накидывания сапетки на рыбу и она внутри начинала биться и пыталась выпрыгнуть.  Сейчас местные рыбаки-умельцы изготавливают  их из металлических лёгких и прочных сеток.
     Потягиваюсь в кресле в томной неге от воспоминаний и, даже,  чёрно-белые фото, разбросанные на рабочем столе мерцают в муаровых волнах в голубых и лазоревых тонах.
    Окунаюсь  в свои древние истоки, насколько это позволяют сделать мои рукописи и архивы:
   Первыми поселенцами станицы были остатки той тысячи семей Донских казаков, которых в 1724 г. Петр Первый переселил с Дона на р. Аграхан в помощь бывшим уж там казакам из упраздненной  крепости, Терк, или Терки (бывшей при устье Терека). Целью поселения было занять и удерживать линию между берегом Каспийского моря и вновь основанной на р. Сулак (где от нее отделяется рукав Аграхан) крепостью Св. Креста. Когда в 1736 г. были возвращены Персии, отвоеванные у нее Петром Великим земли по берегу Каспийского моря, и крепость Св. Креста упразднена, то, уцелевшие от неприятельских нападений и сырого, нездорового климата местности, остатки Терских и Донских казаков были переселены на левый берег Терека. Из них последние, под названием Семейного войска, поселены тремя городками между гребенскими станицами и вновь основанной крепостью Кизляр.
 Три станицы:  Бороздиновская/ протока, лощина Борозда/, Дубовская/в окрестностях было много дуба/ и Каргалиновская/протекала речка Каргалинка/, а далее, вверх по течению реки Терек располагались станицы гребенского казачьего войска.
    Это более старые казачьи формирования с  немного другим укладом и старой, дораскольной, верой, корнями уходившие во времена Ивана Грозного, Ермака, воеводы Засекина.  Но это другая история…
    Да и наше детство  семьёй и школой  было  ограждено от излишних вопросов:
    - Кто мы? Откуда пришли и в каких одеждах? 
Родители строили социализм, коммунизм, мы изучали «Кодекс  строителя коммунизма», чтобы перехватить у них эстафетную палочку.  Не  успели. . . где-то ошибочка случилась. М-да…
    Зато бабушки наши успели:  наперевес  с кочергой, рогачом и чапельником, справно, невзирая на запреты, перекрестясь  на восход солнца – поминали и славили  все наши традиционные казачье-руские праздники. И не от Рождества Христова, а от Сотворения Мира.
   И мы, вместе с ароматом пирогов, ватрушек, блинов впитывали с превеликим удовольствием бабушкину науку – побеждать!  Даже невзирая на то, что иногда она эту самую науку вдалбливала нам через наши детские, бледно-розовые задницы. Спасибо, бабуля.  Спасибо все мои родные. Пусть ваши  ангелы икнут в небесах.
     Спасибо за голубоглазое детство всем станичникам, Учителям,  хлеборобам и виноградарям, инвалидам и вдовам и моим, всегда молодым,  одноклассникам и друзьям.
   Я их и сейчас вижу на своей интернет-странице в «Одноклассниках»: от Владивостока до западных границ Украины, от Германии-Италии,  до Америки и Австралии;   повзрослевшие, помудревшие,  но оставшиеся такими же мальчишками-девчонками, сохранившие  Себя  и свои Души несмотря  на Великие тяготы и потрясения,  свалившиеся в одночасье на многострадальную землю наших предков. Дай Бог разума идущим следом поколениям…
      Чай с чабрецом и уютное кресло, напротив окна в мой старый сад, убаюкали меня, прервав мой рассказ на высокой ноте. Наверное это уже другая тема. . . 
   Я уснул в обнимку со своими воспоминаниями, чтобы проснуться и обязательно вспомнить ещё из такого далёкого пленительного, порой сказочного детства, отрочества, юности. Да мало ли что случалось на моём жизненном пути… Чабрец и мята в этом году  уродились особенно ароматными, что даёт надежду на самые светлые воспоминания и хорошую память.
   До скорой встречи...

  Дон.   станица Качалинская