На дороге

Была у императора прекрасная карета
И днём, и ночью можно было ехать в ней,
Но от Смоленска он больше шёл пешком.
Одетый в длинную соболью шубу,
В меховую шапку и меховые сапоги,
Шёл император, на палку опираясь, по дороге.
Вся в шубах, за ним тащилась свита,
Все были молчаливы и унылы, подняты воротники.
И сам Наполеон был грустен и задумчив,
Но он по-прежнему хотел казаться твёрдым.
Он вспоминал, как армия вчера прошла мимо него,
Нет, не армия, жалкие остатки войска,
Не шли они, а протащились по дороге.
Потом всю ночь не спал Наполеон,
Он говорил, что вид солдат терзает его душу.
Стоял мороз, недавно выпал свежий снег,
Он хоть немного прикрыл ужасную картину:
Вокруг дороги валялись тысячи повозок и орудий,
И сотни трупов людей и лошадей…
Смотрели на Наполеона как на виновника всех бед,
Но всё ещё оказывали почести и уваженье,
И вот теперь солдаты стали роптать на бивуаках,
И раздавались ругательства ему вослед.
Ему гораздо тяжелее были нравственные муки
И думы приходили, безотраднее одна другой,
Перед глазами несчастная кампания мелькала.
Он видел своё войско на чудных конях,
Но тут же оттесняли его чудовища в рубищах,
Они тянулись по дороге и падали на ней.
Он вспоминал Смоленск, горящий город,
Как долго колебался он решение принять,
Как большинство просило его остановиться,
Как на коленях упрашивал его Мюрат,
Бертье же плакал – не нужно дальше им идти!
Но увлекла его действительность тогда,
Отверг он разум и решился идти дальше,
Но разве мог он поступить иначе?
Ведь только что напали русские на Себастиана,
Разбила кавалерия напрочь его
И невозможно армии остановиться было,
Впечатленье неудачи тогда давило бы на них.
Скрипел под сапогами офицеров свиты снег,
Глухо издалека гул войска доносился,
Нет, не войска, того, что от него осталось,
И эти жалкие остатки следом шли.
Крепчал мороз, от лошадей пар поднимался
И думы императора становились всё мрачней.