Николай Димчевский
(1926 - 2002)
Городишко
просяно-овсяный
хлебным духом по крышу пропах,
и блестит
белизной берестяной,
и плывёт на сырых облаках.
Шепчет,
вытянув сохлые руки
постаревших своих тополей,
и трепещет в глубокой излуке,
словно тёплое сердце полей.
Диким гусям его не любить ли,
журавлям ли его не стеречь –
к камышам заболотным приникли
его крыши, где тенькает течь.
Просыпая овёс на булыжник,
голубям отсевая пшено,
городок,
не радея о ближних,
отдаёт им, что полем дано.
В берестяно-овсяной округе,
в нескудеюще скудных песках
он плывёт
старым дедовским стругом
на прошитых дождём облаках.
Утренний иней
В чащобах утренних простыну я,
чтоб только посмотреть, как в ряд
на пнях, фарфоровых от инея,
грибы стеклянные сидят.
И в дуновенье, мною вызванном,
потоньше горлышка синиц,
они поют хрустальным вызвоном
и голоском вязальных спиц.
До них дотронешься – сломаются,
дохнёшь – повиснут как тряпьё.
И только взглядом прикасается
к ним удивление моё.
***
Ножи гладиолусов режут
сырой чернозём у крыльца.
Буравит весеннюю свежесть
скрипенье и клёкот скворца.
Истошен призыв петушиный,
и куры галдят, как базар.
Меж веток у самой вершины
запутался солнечный шар.
Ветловые почки навылет
стреляют зелёным огнём.
Весь мир этот налит и вылит
броженьем, заложенным в нём.
Стою удивлённый и квёлый,
разбитый нежданной весной.
Садятся на голову пчёлы
и греются вместе со мной.
Последняя радость
Задышала душа –
вдруг в отдушину
чуть дохнуло давнишней весной.
Как отраден ей, полузадушенной,
тот намёк на весенний настой...
Это всё, что для радости надо нам:
лишь несчастья слегка приглуши.
Взгляд нежданный
с улыбкой негаданной –
вот и праздник для бедной души.
Вы её не жалейте, а жалуйте,
проливайте бальзам и елей,
потакайте, потворствуйте, балуйте,
помогайте, пекитесь о ней.
Режьте прорезь в судьбе и во времени,
чтоб душа надышалась сполна.
Ей последние годы отмерены
и последняя радость дана.
Свидетельство о публикации №123022205826