Украшение строптивой. Театр Моссовета

               
Украшение строптивой


        "Украшение", а не "укрощение" , - я ничуть не ошиблась в названии статьи о спектакле.

В День влюблённых, милый февральский праздник, так недавно залетевший календарной птичкой в Россию — и уже собирающийся отлететь из нашей ментальности  в теплые края ( а, впрочем, может, он у нас задержится? Хочешь — празднуй, хочешь — не празднуй, праздник непритязательный, а  корма достаточно, и лишний повод для подарка дорогим людям — никогда не бывает лишним...), - в День влюблённых, 14 февраля, театр Моссовета порадовал зрителей сколь привычным, столь и необычным спектаклем.

Привычным — потому что это Шекспир, «Укрощение строптивой» -  пьеса с более чем 400-летним стажем существования, принесшая в мир десятки музыкальных интерпретаций, более полусотни экранизаций, сотни театральных постановок... «Укрощение строптивой»  переводили  на русский язык и прилаживали к русской культуре друг Пушкина - Вильгельм Кюхельбекер, основоположник искусствоведения в России  Пётр  Гнедич; позже — великий драматург Александр Островский, в веке серебряном  перевод выполнил  непревзойденный мастер свободного стиха, поэт  Михаил Кузмин... В переводе Михаила Кузмина и идёт данная пьеса.

Необычным — потому что соавтором драматурга Вильяма Шекспира становится здесь режиссёр Андрей Кончаловский. Оба — Шекспир и Кончаловский — любят Италию и даже соперничают в воспевании венецианских да падуанских реалий ( ведь ставился шекспироведами вопрос: а не итальянец ли Шекспир? Что-то он во фряжском быте сведущ далеко не на уровне туриста). Оба — Шекспир и Кончаловский — воспевают идею Любви Мужчины к Женщине. Оба великих — и режиссер, и писатель — увлечены загадкой тайны женской души...

И здесь огромное преимущество у Кончаловского: если Шекспир никак не может представить московскому зрителю свой «объект желаний», то режиссёр не только может, но и упоённо делает это. В главной роли — роли строптивой Катарины — блистает «половинка» Кончаловского — Юлия Высоцкая.

Мне представляется очевидным, что весь спектакль поставлен для Юлии: и заснеженный моссоветовский дворик с фонтаном-паном, и ковёр Тверской улицы, и ожерелье огней Садового Кольца, и вожделенная сцена одного из лучших стольных театров — опять с фонтаном же — и блеск игры всей труппы спектакля, блеск нарядных платьев, и блеск дорогой ретромашины, вымахивающей на сцену, и даже сама Италия в декорациях, - всё, всё, что возможно, - всё брошено к Юлиным ногам. К ногам любимой Женщины... Так и должно быть!

Лейтмотивом спектакля становится не «укрощение», а «украшение» героини. Должно быть, всем, кого посещала строптивая (всерьёз или притворно строптивая) дама Любовь, - и мужчинам, и женщинам, - приятно быть в атмосфере этого спектакля. Ведь, влюбившись или полюбив, - мы стремимся украшать наш «предмет».
Мы возвышаем его. Психологи нашли, что любящий склонен даже считать рост любимого человека на несколько сантиметров выше, чем в реальности. Так мы склонны относиться к начальнику, к значимому для нас человеку: наше зрение обманывает нас, а мы и рады. Мы заняты занятным, знатным делом: украшением. Украшением того, что для нас дорого.

Вот, посмотрите: в спектакле должны быть платья шекспировского века, пышные одежды дам. Но — идут ли Юлии Высоцкой пышные платья? У неё стройная фигура, зачем же прятать красоту в кружева да складки? Спросите себя: какой стиль будет к лицу Юлии? Напрашивается ответ: модерн. И спектакль выстраивается в стиле модерн.

А это значит — и декорации в стиле модерн, и реквизит, где главенствует  граммофон, и лаконизм обстановки... Вы, настроившись смотреть пьесу Шекспира, думали: к чему вас встречают плакаты с бутылками «Мартини»? А как же? Они нужны, чтоб сориентировать зрителя во времени: перед вами время индустриальной революции, НЭП, модерн, Серебряный век. (Может, конечно, главная героиня благосклонна к «Мартини»? - не знаю. Пусть уж будет благосклонна к рецензии Мартишиной о спектакле, на мой вкус). Просто перед вами время, которое идёт Юлии по стилю. И не надо с этим спорить: режиссёр, настоящий мужчина, под стать  Петручио, - так пожелал — и так будет. А когда героиня начнёт примерять платья в этом стиле, вы и сами убедитесь: идёт.

Этим двойным переносом шекспировских смыслов необычен и интересен спектакль. Вот, вы только что согласились, что Солнце — это месяц, как уже пришла пора признавать, что месяц — это полная луна (так говорил Петручио). Только что вы согласились смотреть Шекспира в стиле модерн, простив слугам авиаторские очки и шоферские кожанки, как начинаете предполагать, что речь-то  с вами ведут о нашем времени. Просто актеры нашего времени играют в модерн с помощью шекспировского текста. Играют, как играют дети — не слишком напрягаясь поиском точного антуража. Просто проигрывают совершенно современные ситуации, современные отношения, современные понятия... Современные — и абсолютно вечные, потому как говорит о них с нами — гениальный Шекспир.

Или всё же — играют Шекспира с помощью деталей модерна?
Всех декораций на сцене — работающий фонтан (живая вода), гримировочный — современный — столик  да семь стульев. Иногда появляется стол — куда же без стола? Стол понятен: без стола никуда, фонтан тоже понятный фантом, столик с зеркалом и гирляндой ламп — героине смотреться, а может, и зрителям заглянуть — зеркало-то в зал направлено — что там, как их любят-возвышают? Достойно ли, не маловато ли будет?

А вот стулья... Стулья? Один — под зеркалом, что логично, на остальные шесть присаживаются действующие лица, ну да, лица -  по ходу спектакля. Думаю, полдюжины стульев — такой изящный полупоклон Ильфу и Петрову, а может, Марку Захарову и Леониду Гайдаю, в свое время создавших свои версии «Двенадцати стульев» - того же модернового времени... Не случайно, знать, «модерн» переводится как «современность»... Стулья — единственно прочный атрибут бытия на сцене спектакля. Меняются день, ночь, солнце. Луна, меняется отношение к ним Автора — Шекспира — Петручио, меняется, подлаживаясь к жизни, мнение  Катарины о мире... Но стулья, стулья неприметны и незыблемы, стулья необходимы ежеминутно...

Эта постановка таит еще немало ребусов и загадок, которые зрителям  интересно рассматривать... Разгадаются ли? Загадки эти — суть задумка режиссёра?— или сложились сами по себе? Это еще одна причина пытливому зрителю посмотреть спектакль.

Цепочка декоративных ситуаций (все коллизии в этой постановке, как видится, служат «украшением» игры дуэта главных персонажей) -  тянется, не задевая отношений Катарины и Петручио, все актеры слегка «затушёвывают» свою игру, рельефно выделяя на сцене главную пару. На сцене царят двое — Мужчина и его Женщина, спектакль именно о них.

Петручио - «альтер эго» режиссёра, думается, не будь Кончаловский режиссёром спектакля — сыграл бы сам эту роль. Да, мы не знаем, кого видел бы Шекспир в образе Кэт, кого бы он укрощал и украшал, но мы видим, что «вознесённая» до Петручио Катарина становится истинной «половинкой» своего мужа.
И знаменитый монолог Кэт — это не что иное, как озвучивание мыслей Петручио — по сути, мыслей Шекспира. И это - гимн любви. Гимн, созданный автором бессмертных сонетов.


Моей принцессы взгляд – не лучик солнца.
Коралл куда краснее милых губ.
Коль бел и нежен снег – признать придётся,
Что груди не белы, а локон груб.

Я видел розы на шелках узорных,
Со щёк её ни разу не срывал
Таких цветов! А также  утончённых
Духов в дыханьи я не замечал.

Речь – музыка? Нет, я правдив отныне:
Мне музыка её речей милей!
Я никогда не видел шаг богини –
Моя хозяйка ходит по земле.

Я дорого любовь свою ценю:
Ничуть, ни с кем, нисколько не сравню!


Ну вот, наверное, такой шекспировский сонет (в моем переводе) мог бы прочитать Петручио своей строптивой Катарине, взволновывая  её обезоруживающими комплиментами...

«То, что волнует — и есть «современно»... Шекспир, будь то комедия, трагедия или фантазия,  - это смесь небес и балагана, высокого и низкого, прекрасного и уродливого, чем собственно и является наша сегодняшняя жизнь», -  сказал Андрей Кончаловский в аннотации к спектаклю. При чтении этой цитаты вспоминается творческий мир Рембрандта... Поэтому не стану говорить о мультипликационных захватывающих во всех смыслах картинах на заднике сцены и о первобытном разжигании огня в мотоциклетном колесе на сцене же, (неужели намёк на то, что и в первобытности проблемы взаимоотношений были теми же? И шекспирова пьеса только и ждёт, чтоб быть поставленной в декорациях доисторических пещер?) - просто оставлю говорить о балагане другим.

Скажу лучше о актерах-исполнителях. В слове «исполнители» заключен смысл игры актеров в этом спектакле. Исполнителями в мире карточных шулеров называют профессионалов высокого класса, умеющих очень многое, но занятых зачастую тем, чтобы не привлечь к своим умениям внимания. В спектакле артисты работают на общую идею, тщательно приглушая свой собственный звёздный блеск. И это оставляет приятное впечатление: ведь талант, возможности личности все равно считываются.
 
Честно говоря, мы хотели увидеть Александра Филиппенко, несомненную звезду первой величины. Александр Филиппенко учился в легендарном ФИЗТЕХе вместе с моим отцом, физиком и поэтом Евгением Мартишиным. Я взяла в подарок книги моего отца... Но мы попали на другой состав — и к лучшему: Филиппенко, представляется мне, затмил бы всех, и восприятие получилось бы иным. Мы увидели в роли Баптисты другого великолепного артиста — Михаила Филиппова, который провел рисунок роли в стиле как раз рембрандтовских офортов — «на сфумато», «на чуть-чуть», говоря языком художников — растушёвывая свои артистические возможности. Если бы он сделал акцент в этой роли на острую характерность — то изменилось бы полотно спектакля. «Характерный» жест Михаил Филиппов позволяет себе только при выходе на поклоны — и, право, зал готов замереть, ожидая от артиста и действия...  Но нет, «балетные» прыжки совершают «слуги» - артисты Сергей Зотов, Антон Аносов. Владимир Прокошин.

Так же филигранно играют  Владимир Горюшин, Павел Усачёв, Александр Бобровский, Дмитрий Подадаев, Ваня Пищулин.

Очень интересна актриса Евгения Лях, загримированная под «портного». Балетная пластика и лёгкая клоунада создают вокруг неё искристое облако зрительского внимания.

Убедительны и «модерновы» Вдова — лучше бы сказать об этой роли -  Молодожёнка,  ведь играет на наших глазах  актриса не Вдовушку, а молодую супругу, - (Ольга Анохина), Бьянка (Ксения Комарова). Не отстают Олег Отс и Иван Расторгуев.

Отдельно надо бы сказать о том, как великолепен  Алексей Розин в роли Петручио, и вот тут находится какое-то смутное оправдание «коктейльной» декорации: Алексей играет героя, составленного в только ему ведомых пропорциях из Шекспира, Кончаловского, Петручио и самого себя. А воздействие этой «смеси» зритель никак не сможет просчитать, разве что придти к свету сцены, как к свету барной стойки, и попробовать. Все в зрительном зале — приглашённые на пир Шекспира...

А Шекспир между тем отсылает читателей пьесы и зрителей спектакля к поучениям святого Иоанна Златоуста. Златоуст написал целый трактат, где показал идеальные отношения мужа и жены.Это ведь он призывал женщин украшать душу вечными  добродетелями, а не тело — бренными побрякушками.  «Если ты хочешь угодить мужу, то должна украшать и наряжать душу, а не тело», - говорил.

Посмотрите, как перекликаются цитаты из Златоуста с высказываниями Петручио:

«Не бойся, что она возгордится, будучи любимою, а смело уверяй ее в любви, и она еще более полюбит тебя. Если сделает что доброе, похвали ее, подивись ей... Научай ее украшаться тем украшением, которое рождается от благонравия, скромности и честности...»

Это из Златоуста. Собственно, и монолог Катарины имеет тот же целительный источник. Златоуст подробно говорит про обязанности жён, про смысл брака, про коллизии отношений... Про Любовь.

Катарина и Петручио лишь повторяют поучения Златоуста — и учат нас Любви. О том, что муж и жена — душа единая, повторяет вслед за Библией святой Иоанн Златоуст, Шекспир преподносит в пьесе, коллектив спектакля напоминает нам, развлекая попутно комедийной маскарадной путаницей.

Спектакль Андрея Кончаловского по пьесе Уильяма Шекспира—  настоящее украшение столичной сцены.

За  веселыми и серьезными, жизнеутверждающими смыслами, за приобщением к великой любви, за приобщением к вечной истине и надо стремиться, идти, лететь на этот спектакль!

Спектакль про Любовь, - он только что прошёл в День влюблённых,  он будет идти в театре Моссовета и в весенние дни. И в дни Великого поста он будет интересен своей глубинной библейской подоплёкой.


Наталья Мартишина, кандидат культурологии