Бойко Ламбовски Голод Гладът

„ГЛАДЪТ” („ГОЛОД”)
Бойко Панов Ламбовски (р. 1960 г.)
                Болгарские поэты
                Перевод: Виктор Куллэ


Бойко Ламбовски
ГЛАДЪТ

На разсъмване те изпълзяха – космати и гърбави,
Като бръмбари мудно се скупчиха в тъмен рояк,
заскимтяха, оголиха вълчи зъби между бърните
и с маймунска походка поеха в дълбокия сняг.

Бяха с тежки чела, бяха стиснали кости и колове,
а очите им светеха болно от страх и от глад.
Над главите им вместо стадата от питомни облаци
бе настръхнала сивата кожа на звяр непознат.

Над главите им някой лениво, смразяващо дишаше
и надолу се стичаха бели потоци от студ.
Някой с хладна пета ги затъпкваше тук – като лишеи –
някой глух и огромен, и толкова, толкова чужд.

Цял ден – ниско приведени – пъплеха те и изчопляха
коренища и червеи с ожесточени ръце.
Но гладът бе голям, по-голям бе от всичко наоколо,
и един се изправи, обърнал нагоре лице.

И настръхнаха странно и строго към бездната ледена
като някакви мрачни и свити пружинно лъчи...
През съдраната кожа на звяра небесен ги гледаше –
търпелив – отвисоко – баща им – с безбройни очи.

               1984 г.


Бойко Ламбовски
ГОЛОД (перевод с болгарского языка на русский язык: Виктор Куллэ)

На рассвете они выползали – обросшие волосом
и горбатые. Словно жуки, сжались в кучку и немо
в небеса проскулили, сверкая оскалами волчьими;
и пошли обезьяньей походкой по рыхлому снегу.

Шли с камнями, с дубинами. Ужас и голод дурманящий
из-под мощных надбровий в глазницах сверкал суеверно.
А над их головами, взамен облаков одомашненных,
ощетинилась серая шерсть незнакомого зверя.

А над их головами лениво струился бездонного
ледяного дыхания белый отвесный поток.
Кто-то сытый, огромный, свирепый в своей отчужденности
их вжимал, как лишайники, в землю холодной пятой.

Целый день бесполезно брели, пятернями корявыми
вырывали коренья, жевали жуков и червей.
Так велик был их голод, не ведавший голода равного,
что один распрямился и поднял лицо свое вверх.

Как пружина из темных лучей, перед льдистою бездной
настороженно замерли, строго и смутно страшась…
И смотрел сквозь прорехи в разодранной шкуре небесной
космос – их терпеливый отец – мириадами глаз.